Воплощает ли памятник дух того, кого он изображает? Да, но только отчасти. Образ личности, созданный в камне, гипсе, металле, несет в себе и дух своего творца. Ведь творец представляет свое видение личности, ту ее сторону, которая ему видна и важна для него. А художники видят мир по-разному. 

Медный всадник и шемякинский Петр из Петропавловки недолюбливали и не понимали друг друга, хотя оба и были артистическими воплощениями одной и той же личности — Петра Великого. 

Этьен Фальконе воплотил в бронзе поистине масштабную историческую личность, почти что петербургское божество, вокруг которого в народе тут же стали возникать мифы. Михаил Шемякин же, по каким-то лишь ему ведомым соображениям, создал скульптуру-курьез. Петр с Заячьего острова отличался смелостью и оригинальностью, он вызвал споры и даже скандалы, однако он так и остался пародией на “кумира на бронзовом коне”. Единственное, что объединило двух ваятелей, так это стремление переломить своими творениями сложившиеся традиции в пластике.

Они были такие разные, эти два Петра. Первый, устремленный вперед и ввысь,  поднимал на дыбы коня на вершине Гром-камня, а второй грузно восседал на примитивном троне, принимая к себе на коленки детишек и слишком смелых девиц. Одному ласкали слух победные литавры, в другому ближе были песни Высоцкого. Ни тот, ни другой не был до конца настоящим, живым Петром, но для истории это не важно. В народном сознании живут не исторические личности, а  образы, отличные от реальных характеров. Во всяком случае, для петербуржцев хранителем и покровителем города был именно Медный всадник, а шемякинский Петр воспринимался как его пародия. Однако в Потаенном мире, в Петропавловской крепости он был кем-то вроде коменданта и следил за порядком, в том числе и стерег те мрачные души политических убийц и террористов, которые до сих пор томились в местных казематах.

Для Петра I Санкт-Петербург был раем, “Парадизом”, потому он и старался, чтобы в юном городе все было идеально: широкие и чистые улицы, утопающие в зелени, роскошные парки и сады, аккуратные каменные и кирпичные дома, торговые ряды, ломящиеся от товаров, быстрые корабли и лодки, скользящие по Неве, ее рукавам и притокам. В реальной жизни не все шло гладко, не всё удавалось воплотить, но за воплощением петровских идей наблюдал Ангел с колокольни Петропавловского собора. 

Золотой Ангел… Он был хранителем и добрым духом Великого Города. Он озарял светом добра невские просторы. Однако с высоты петропавловского шпиля далеко не все можно разглядеть, особенно, если вращаться во все стороны вслед за ветром. Очень сильно закрывал обзор парадный, туристический центр города. Сверкающий огнями Невский проспект ослеплял, не давая увидеть то, что находится сразу за ним. А там, всего в нескольких сотнях метров, начинался совсем иной Петербург. Петербург ремесленных кварталов и торговых рядов. Петербург кабаков, публичных домов и воровских притонов. Петербург трущоб и дворов-колодцев. Мрачный Петербург Достоевского. 

Медный всадник на Сенатской площади стоял спиной к этой изнанке блистательной столицы, предпочитая не видеть грязь, а Ангел парил слишком высоко, не видя, что творится в тени парадных улиц. А там властвовал Демон унылых улиц и мрачных подворотен. Демон Сенной площади, Гороховой улицы, Столярного переулка  и Кокушкина моста. Демон греха и порока. 

Когда же однажды случилась катастрофа, вслед за которой Великий Город утратил имя Святого, Медный всадник и Ангел словно опомнились и попытались изгнать зло из Ленинграда. Сенная площадь приобрела тогда приличный вид, исчезли злачные места, а рынок был загнан вглубь дворов.

Была ли это месть ада, но следом наступили самые страшные, военные времена. Духи-хранители Города тогда смогли защитить его от врагов, а после войны, в знак победы над силами зла, назвали Сенную площадь площадью Мира. Мрачный Демон спрятался в адской бездне Ротонды, но перед этим он сумел разрушить на площади Успенский собор.

Зло не признало свого поражения, ведь в Ротонде все чаще стали приходить молодые люди с песнями и горящими сердцами. И каждую ночь, едва наступала полночь, они нашептывали Демону свои тайные желания, а тот питался их душами и наконец, обретя прежнюю силу, вышел наружу.

И тогда вернулись прежние времена. Вернулась Сенная площадь с ее толкучкой, грязью, обманом и пороком. А рядом расцвел мошеннический и воровской Апраксин двор. Злачные места, как метастазы раковой опухоли, расползались по городу. Мрак, тоска, безысходность.

Именно тогда и явилась и та странная ипостась Петра, которую воплощает шемякинская статуя из Петропавловки. Тот Петр стал комендантом крепости, а в Трубецком бастионе вновь открылась тюрьма для всех злобных душ, мешающих спокойствию Петербурга.

Много сил пришлось приложить духам-хранителям, чтобы унять разбушевавшегося Демона. На помощь им пришли сфинксы, которым доступны переходы в другие миры. Демону и подвластным ему духам была устроена ловушка, куда они и попались. Их заперли в Темном мире, откуда нет выхода ни в Потаённый, ни в реальный Петербург. Закрыты были и адские врата в Ротонде, а в парадную жители не пускают чужаков. В реальном мире там поставлен хранитель из людей, наделенный особым перстнем, закрывающим этот проход. На этот перстень были нанесены некие магические знаки, а также надпись по ободку на латыни: “det mihi mundus bonum, et recedat a te in aeternum malum”.

Раз в год дух Петра устраивает для обитателей Потаенного Петербурга грандиозный праздник. В этот день Навигация, девушка с веслом с крыши Ботного домика — подгоняет “дедушку русского флота” — ботик Петра Первого к Сенатской площади. Там на его борт торжественно взойдет Петр, воплощенный Медный всадник. И только шемякинский Петр останется в крепости следить за порядком.

Феерия белой ночи

Феерия белой ночи устраивается каждый год на пике лета, в самую короткую ночь, в лучших традициях празднеств петровской эпохи — с музыкой, салютом из петропавловской пушки и фейерверками. На это восхитительное и торжественное действо приглашаются все обитатели Потаенного Петербурга, но все же главные его участники — все реки, речушки и каналы Северной столицы. Санкт-Петербург — порт у выхода в море, однако традиционно это не столько морской, сколько речной город.

Нева — главное действующее лицо праздника. Она подлинная хозяйка этих мест, наделенная характером и душой. В Потаенном Петербурге все духи, образы, существа и сущности могут иметь человеческое тело, потому и Нева предстает в облике величественной молодой красавицы в костюме петровских времен. Но и ее родственники: рукава, притоки, каналы и канавки — также блистают на праздники. Самые озорные из них участвуют в грандиозных гонках на гиппокампах — полуконях-полурыбах. Соревнования эти устраиваются между стрелкой Васильевского острова, Петроградской стороной и левым берегом, и целые толпы собираются на набережных, чтобы узнать победителя.

Праздник начинается обычно в полночь, когда Медный всадник сходит со своего коня, спускается с Гром-камня и поднимается на борт своего любимого Ботика, который ему подгоняют из Петропавловской крепости. Все это время гремят фейерверки, а с набережной долетают радостные крики: “Виват!”

Праздник на воде длится до утренней зари, то есть до половины четвертого утра, но и после восхода веселье не прекращается.

Днем 21 июня Петр, как обычно делал обход Петропавловской крепости, когда заметил несущегося к нему со всех ног зайца Арсения. По привычке заяц запрыгнул царю на руки и, заикаясь, пролепетал:

— Там на мосту… Приходила баба… худая… простоволосая… В широкой рубахе… Волосы спутаны…

— Кикимора что ли? — насторожился Петр.

Действительно, именно так описывает это мифическое существо старинная петербургская легенда. Шемякинский Петр лично Кикиморы не видел, но с нею наверняка был знаком Медный всадник.

Действовать нужно было немедленно. Широкими шагами царь вышел из крепости, отправился к Троицкой церкви, но не нашел там следов обитания Кикиморы. Он еще немного прошелся по площади, влез на Соловецкий камень, чтобы оглядеться, а затем, словно о чем-то догадавшись, проследовал к своему Домику. Именно там он и обнаружил слегка растерянную Кикимору.

— Ты Кикимора? — громогласно спросил он.

Кикимора в первый момент испугалась, а потом разозлилась.

— Я ничего плохого не совершала! — гордо сказала она. — Я не говорила, что “Петербургу пусту быть”. И не скажу никогда. Потому что этот Петербург прекрасен.

— Я не верю тебе, — сказал Петр и потащил Кикимору в казематы крепости.

Разобраться со странной арестанткой Петр решил чуть позже. Необходимо было, чтобы она прочувствовала всю безвыходность своего положения. 

Однако миновал всего час, и в Петропавловской крепости произошли странные события. Трубецкой бастион, где находилась тюрьма, внезапно оказался странным образом затоплен до самого потолка, и это при том, что в остальной крепости никакого наводнения не наблюдалось.

Петру доложили, о локальном наводнении в тюрьме, когда вода уже схлынула. Ожидаемо узницы в камере не оказалось. 

Петр собрал всех обитателей Петропавловской крепости и разразился гневом.

— Опять сбежала?! — негодовал царь. — Найти ее. И наказать тех, кто ей помог. Кто это был? Какая-то из рек? Кто видел здесь недавно какую-нибудь реку, кроме Невы и Кронверки?

— Я видел! — отозвался заяц. — Карповка мимо меня проходила.

— Найти Карповку! 

Но Арсений привычно запрыгнул Петру на ручки, и царю полегчало.

В полночь над водной гладью Потаенного Петербурга вспыхнули огни фейерверков и заиграла музыка. Началась феерия. Ботик Петра I уже стоял на набережной, ожидая  начала праздника. В тот момент когда прогремел салют, Навигация опустила весло на водную гладь и подняла волну, направляя любимый корабль императора к набережной у Сенатской площади. Всё шло по плану, также как и в прошлые годы. А Пётр I (не Медный всадник, а тот, что волей скульптора Шемякина сидит на троне возле Петропавловского собора), стоял на берегу, с грустью наблюдая уплывающий Ботик.  Главным на празднике был “кумир на бронзовом коне”, а шемякинскому Петру оставалось лишь следить за порядком в Петропавловской крепости. Ангел со шпиля Петропавловского собора парил над водной гладью, освещая невский простор светом своих золотых крыльев.

 Настроение у Петра было не наилучшее. Тюрьма после странного наводнения ещё не успела высохнуть, хотя все надсмотрщики уже находились на своих постах. Если бы не праздник, Пётр уже давно бы разобрался, кто устроил этот потоп, но он не хотел портить никому настроение во время феерии. Заяц Арсений прыгал вокруг императора, пытаясь его развеселить, но это ему плохо удавалось.

 После начала праздника прошло минут 15, когда вдруг над крепостью появился какой-то крылатый силуэт. Грифон  кружил над бастионами, пытаясь Найти наиболее удобную площадку для посадки. В лапах он держал человека,  изо всех сил болтающего руками и ногами.

—  Сюда сюда, — кричал заяц, указывая грифону передними лапами и ушами на место посреди Соборной площади. Но грифон явно пытался приземлиться поближе к тюрьме. Пётр понял что ему доставили нового арестанта.

— Вот  этот тип размахивал топором на воскресенской набережной, — сообщил грифон Дигестий. — Я подумал что ему будет лучше отдохнуть у вас в камере. 

Пётр поблагодарил грифона и дал приказ своим  гвардейцам, стоявшим на посту, отправить арестанта камеру. Арсений тем временем рассматривал изъятый у преступника топор. 

— Ты кто такой? — спросил Пётр молодого человека. — Как твоя фамилия? 

— Раскольников, Родион Раскольников.

Раскольникова отвели в камеру, однако задержался он ненадолго. В Трубецкой бастион снова пришла большая вода.

 Пётр был в ярости, когда узнал, что потоп в казематах повторился. Он лично вошёл в тюрьму, но вода уже отступила, а камера, в которую поместили Раскольникова, была уже пуста. Пётр вышел на Соборную площадь и помахал руками парящему над Заячьим островом Ангелу. Тот моментально спустился вниз.

—  Я требую найти эту реку, которая уже второй раз устраивает мне потоп, — рявкнул разгневанный император. 

— Обычно это была Нева, — удивлённо ответил Ангел. — Посмотри на Невских воротах отметки о всех самых грозных наводнениях. 

— Но я говорю о сегодняшних наводнениях в тюрьме, из-за которых уже два раза из моих казематов сбежали преступники. 

Ангел задумался и сказал: 

— Я постараюсь найти виновника.

И тут на Неве началось нечто невообразимое. Внезапно поднялись гигантские волны, хотя никакого ветра не было. Парусники накренились, как на картине у Айвазовского, а гиппокампы со всадниками в страхе разбежались в разные стороны. А в центре водоворота оказался Ботик Петра. Ангел тут же взмыл в небо и перенес Медного всадника в крепость

Здесь они и встретились — Медный всадник и шемякинский Петр. Они очень долго обсуждали между собой испорченный праздник, грозили самыми страшными карами виновным. Петр рассказал своей второй ипостаси и о случившихся двух потопах в тюрьме. 

Дух Петра в двух своих ипостасях был разгневан и грозил всеми мыслимыми и немыслимыми карами виновником в срыве праздника. Оба Петра долго спорили, ругались, грозились мыслями и немыслимыми карами тем, кто испортил праздник. Наверняка виновником было бы несдобровать, если бы не заяц Арсений, который как всегда успокоил гнев их величеств. Затем Медный всадник велел Арсению позвать Ангела, и тот его скоро привёл. В действительности оба Петра просто хотели расслабиться после безумной ночи. Ангела же они взяли в компанию. 

Ангел заметил Навигацию, подлетел к ней и что-то сказал. 

СТ (общая с Медным всадником) — назначение перстня.