- Authors:
- тать
- story :
- Катасомния
До ночи было еще далеко, и примыкающая к университетскому парку улица была, как всегда, оживленной. Пешеходы с безразличием шагали мимо пары вооруженных полицейских из уличного патруля; одуревшие от безделья, те ждали конца своей смены.
Молодой человек с кофейным стаканчиком бесцеремонно вклинился в людской поток, внеся в него турбулентность. И - будто так и надо - зашагал наперерез, не реагируя на вялый ропот за спиной. Принт акульей пасти на глубоко надвинутом капюшоне бесшумно скрежетал зубами, а рыбий глаз косился вокруг с хищным прищуром.
Полицейский проводил парня профессионально-бдительным оком и вернулся к ленивому чтению заголовков газет, заполнивших стену газетного киоска, словно арт-хаусное панно.
"Катасомния. Чума 21-го века?"
"До 5% населения страдают Спячкой"
"Вспышка в Ченгоне побила рекорд по числу жертв"
"Сомтэк: лечения КТСМ все еще нет"
Как и прочие пешеходы, Ярослав Шилов миновал киоск, не обращая внимания на заголовки - там не было ничего нового. На его пути вдруг встал невзрачного вида мужчина. В руках он сжимал стопку флаеров, и один из них протягивал молодому человеку.
- Только праведность спасет нас от Cпячки! Только вера спасет от грядущего!
Молодой человек не сбавляя шага ловко уклонился от протянутой бумажки, и, нырнув в едва приметную калитку, скрылся в парковой чаще. Еще какое-то время рекрутер протягивал флаер его удаляющейся спине, будто всерьез надеясь, что тот передумает и вернется.
***
Двухэтажное здание пряталось от суеты внешнего мира в самом сердце университетского парка; городской шум едва долетал сюда.
Строение готовилось отпраздновать вековой юбилей, хотя и сохранилось неплохо - штукатурка не осыпалась, оконные проемы не косились. Учебные кабинеты, лекционный зал, коридоры - внутри все тоже смотрелось вполне пристойно. И все же бывшее когда-то ультра-модерном, теперь здание выглядело бесконечно старомодным.
Первый (и когда-то единственный) корпус университета дал обильную молодую поросль, и теперь рядом с современными многоэтажными зданиями из стекла и бетона выглядел почтенным дедушкой в окружении выводка вымахавших внуков. Вернее выглядел бы - вставшие до небес клены и березы сплелись кронами так, что парк здесь превратился едва ли не в лес. Старик будто бы сознательно отгородился от молодежи - шумной, деятельной и утомительной.
Тридцатое июня - последний учебный день перед каникулами - выдался непривычно суетным. Этим вечером старику пришлось быть в центре всеобщего оживления.
***
В вестибюле бурлило людское море. До начала открытой дискуссии под эгидой УНИСа и Минздрава оставалось полчаса, и старый корпус был заполнен приглашенными гостями, телевизионщиками и студентами из тех, кто всерьез относился к этой теме… или же соблазнился обещанными поблажками в учебе за участие в массовке.
Мария Трейс, лучшая ученица УНИСа, опасливо плыла сквозь это кипение, едва не втягивая голову в плечи, словно боясь кого-то потревожить или оказаться на чьем-то пути. И не зря: почти сбив ее с ног, мимо пронеслась пара телевизионщиков.
- Oh, sorry! - пролепетала Мария, хотя извиняться следовало не ей.
- Сын Корсакова! Не отставай! - не слушая ее, репортерша проломилась сквозь заполненный людьми вестибюль, как ледокол, ведя на буксире своего оператора. - Юлий Германович, пару слов!
Явление молодого (слишком молодого по всеобщему мнению) руководителя российского подразделения "Сомтэк Медикал" заставило всех представителей СМИ бросить свои дела и разом качнуться в сторону входных дверей.
- Боюсь, я не дам никаких новых комментариев, - Юлий Корсаков снял темные очки и любезно улыбнулся обступившим его репортерам, - Сегодня все внимание должно быть устремлено на наших истинных героев - ученых. А я всего лишь скромный администратор.
"Скромный администратор" вполсилы изобразил на лице кротость, не переставая, впрочем, выглядеть ленно и царственно, будто настоящий наследный принц. Заметив за спинами Марию Трейс, он вскинул руку и расплылся в широкой улыбке - словно кот, обнаруживший на своем пути целое ведро сметаны.
***
Лекционный зал был заполнен вдвое от обычной нормы. На передних рядах маячили немолодые лица с печатью осознания своей важности: чиновники из Минздрава и управления по предотвращению распространения Катасомнии, преподаватели и профессора УНИСа. Чуть дальше сидели представители СМИ, а студенты плотно оккупировали галерку.
На лекторской площадке под прицелом нескольких камер в креслах сидели трое.
- Катасомния. КТСМ. Спячка. Синдром мертвого сна. Синдром Крюгера-Мондала… Поразительно, как много имен получила эта болезнь за эти почти десять лет.
Елена Вескер, с недавних пор занимавшая высокое кресло в Минздраве, овладела вниманием аудитории как чем-то, принадлежавшим ей по праву. Голос был под стать ей самой - уверенный и энергичный.
- Мы столкнулись с беспрецедентной угрозой, от которой не защищен никто. Такова реальность, которую мы должны принять. Спячка угрожает всем и каждому, невзирая на статус, финансовое положение, этические и физические качества. Мы все равны перед ней.
- Вы правы. Симптомы болезни сейчас знает каждый, и это само по себе говорит о том, насколько глубоко Катасомния проникла в нашу жизнь…
Профессор Орловский говорил размеренно и веско. Ученый с мировым именем и главная звезда местного подразделения "Сомтэк Медикал", он был здесь главным знатоком Спячки.
- Нарколепсия, или иначе говоря, приступы неконтролируемого засыпания. Сноподобные галлюцинации. И pavor nocturnus, или ночные кошмары. Вот три признака, указывающие, что человек заражен и ему следует незамедлительно обратиться за помощью…
- Спасибо, Михаил Юрьевич. Игорь Анатольевич, поясните для зрителей, чем занимается наука, которую вы представляете? - Елена Вескер передала слово третьему участнику - и Игорь Вдовин выпрямился в своем кресле.
- Сомнология - это раздел медицины и нейробиологии, посвящённый исследованиям сна и расстройств сна, методам их диагностирования и лечения.
Заученный и скучный, автоматический ответ - студенты таких терпеть не могут. Вдовин рассеянно смотрел поверх голов куда-то за спины зрителей. Было видно, что ему совершенно не хотелось здесь присутствовать.
Интересно, как опальный кандидат наук Вдовин оказался в одной компании с такими столпами, как Елена Вескер и профессор Орловский? - фыркали украдкой слышавшие о нем студенты и профессора. Дурная слава таскалась за начлабом Игорем Вдовиным испачканным в грязи хвостом: говорили, что он занимается профанацией и лже-наукой. Говорили, что он алкоголик. Говорили... да много всякого говорили.
- Расскажите нам о кошмарах, которые вызывает КТСМ? - Елена Вескер вскинула бровь, явно намекая - пора вам проявить активность. Начлаб коротко пожал плечами, но спорить не стал.
- Скажем так, это не те же кошмары, которые иногда видят даже здоровые люди, - медленно начал Вдовин, - КТСМ-кошмары бьют по целому комплексу физиологических систем, и чем сильнее прогрессирует болезнь, тем сильнее это воздействие. Если на первой стадии еще можно отделаться головной болью и тахикардией, то на последних стадиях болезни воздействие на организм настолько сильно, что провоцирует временный паралич, инсульты, инфаркты и аномальные отказы органов, даже у молодых и физически здоровых людей. Это так называемая аномальная КТСМ-сверхвосприимчивость…
Он говорил спокойно и отстраненно, однако было видно - проговаривание вещей, известных ныне даже диванным экспертам, раздражало его.
- На фоне кошмаров, как правило, развивается сомнифобия - боязнь спать. Как следствие - систематический недосып, хроническое снижение концентрации внимания. Далее - злоупотребление энергетиками или тяжелыми психотропными снотворными, например из группы барбитуратов, как наиболее дешевых…
- В редких случаях болезнь может замереть на ранних стадиях, - продолжил профессор, - Однако куда чаще она прогрессирует. И быстро. В этом случае обычным финалом для больного становится глубокая кома и…
Орловский замешкался, словно не желая вслух озвучивать известное всем продолжение. Повисшая в зале неуютная тишина закончила за него: "...и смерть".
***
После перерыва ничего как будто не изменилось: Орловский и Вескер вели активный диалог, только начлаб Вдовин стал как будто еще мрачнее.
- К сожалению, КТСМ - это крепкий орешек. Но мы обязательно расколем его. Лучшие умы грызут этот гранит день и ночь.
Игорь Вдовин, которого, кажется, никто уже не думал услышать, вдруг разлепил губы:
- Тоже самое я слышал и два года, и пять лет назад… А между тем мы не продвинулись. Вы ведь все еще верите в теорию вирусного патогенеза?..
- Катасомния - вызов всему человечеству, - сухо отрезал Орловский, - Вы хотели, чтобы все ответы нашлись за неделю? За месяц?! В науке результатов приходится ждать годами. Десятилетиями! Может быть, они есть у вас?
- Я лишь хочу сказать, - Вдовин отвел глаза, признавая, что никаких результатов у него нет, - Что не следует сбрасывать со счетов даже те теории, которые кажутся... сомнительными.
- Продолжаете упорствовать, Игорь Анатольевич? - отозвался Орловский с раздражением, - Может, пора остановиться?
- Я хочу задать вопрос, - донеслось вдруг откуда-то с задних рядов. Зрители зашевелились и заозирались, отыскивая нарушителя спокойствия. Нарушитель - вернее нарушительница - и не думала скрываться, встав уже в полный рост.
- У зрителей будет возможность задать вопросы после окончания выступления, - голос Елены Вескер оставался ровным и мягким.
- Нет. Я хотела бы задать его немедленно, - девушка смотрела прямо и без стеснения. Решив высказаться, она просто сделала это, словно для нее не было ничего естественнее, чем сиюминутное исполнение любых желаний. - Почему ученые каждый раз совершают одну и ту же ошибку? Сколько раз они отвергали пути, которые из-за узости их мышления казались им неверными?
Она чеканила слова четко, без запинок и помарок.
- Почему, совершая эту ошибку раз за разом, люди ничему не учатся? Почему, когда становится ясно, что путь, который они не желали видеть - единственно верный, они превращают его в новую магистраль, с которой опять не желают сворачивать, даже если она ведет в новый тупик?
Не дожидаясь ответа, девушка принялась пробираться к выходу. Зал провожал ее абсолютным молчанием (или благоговением?), шокированный дерзостью, которую могла позволить себе единственная дочь самой Елены Вескер.
- Что же, по крайней мере теперь все, кто успел заснуть от нашей скучной болтовни, проснулись, - Елена Вескер улыбнулась кончиками губ. Казалось, ворвись сюда толпа горланящих анархистов - даже это не смогло бы выбить ее из колеи. - Итак, на чем мы остановились?
***
Время близилось к половине десятого. Гости и участники дискуссии давно покинули здание, старый корпус был пуст и безлюден… Почти пуст.
- Я - инспектор управления по предотвращению распространения КТСМ, - женщина в строгом костюме отчаянно жестикулировала, - При исполнении! Я и задержанная мной подозреваемая не имеем никакого отношения к вашему инциденту! Вы не имеете права не выпускать нас!
"Подозреваемая" - обладательница внушительной коричнево-рыжей копны - стояла рядом с равнодушным видом, будто ее это вовсе не касалось.
- Полиция приедет, опросит всех, и тогда будете свободны… - упрямо бурчал дюжий охранник в десятый уже раз, загораживая инспекторше путь.
Немногочисленные припозднившиеся обитатели старого корпуса не сговариваясь один за другим подтягивались в вестибюль. Случайно, или же услышав горячий спор инспектора с охраной… а может быть каждый из них вдруг почувствовал что-то, и, даже не признаваясь себе, решил внезапно, что не хочется оставаться в одиночестве.
Профессор Орловский вдруг показался на лестнице, ведущей на второй этаж. Остановился на середине, оглядел собравшихся ничего не выражающим взглядом и сказал:
- Корсаков-младший там… Мертв.
Бурное возмущение инспектора прервалось на полуслове, лица присутствующих вытянулись. В повисшей тишине шаркнули входные двери, на пороге появились Валентин Сергеев и Кира Рогова. Следом за ними в вестибюль втекли три темные фигуры.
- О, полиция уже тут? Быст… - обрадовался было охранник, но тотчас осекся.
Вооруженные, в черной форме, с закрытыми лицами и без единого знака или шеврона - невозможно было определить, к какой службе они относились, но можно было сказать с уверенностью, что полицейскими они не были.
***
Нагревшийся от асфальта и бетона воздух тек и струился, искажая контуры зданий и людей. Несмотря на нависшие над городом тучи, в эту минуту на улице стоял полный штиль; словно затишье перед бурей.
Солнце - капля расплавленного, разогретого добела металла - уже упало за рваную линию крыш, чтобы погаснуть где-то там, в невидимой бездне. Из зенита по пятам за солнцем наползала темнота - вернее серая муть, как всегда бывает над большим городом.
Мгла медленно пожирала мегаполис, словно огромная пасть, внутри которой он помещался целиком вместе со всеми его жителями. Челюсти ночи смыкались; свет дня гас в ее пасти.
Чем сильнее темнело небо, тем ярче горел город. Он светил вовсю, панически боясь оказаться в полной темноте. Город со страхом ждал прихода сна.
Люди здесь сходили с ума или засыпали навсегда каждый день.
Город был болен.
|
|
||||
|
|
||||
|
|
||||
|
|
||||
|
|
||||
|
|