Раньше Луна была, а теперь ночное светило Скверной зовется. Мутный, увитый черными прожилками, разбухший уродливыми наростами шар хищно улыбается с небосвода.
Большая беда грянула почти полтысячи лет назад. Ночь озарилась слепящей багрово-фиолетовой вспышкой. Небо раскололось, океаны вышли из берегов, треснула земля, обрушились стены городов, церкви и терема. И снизошла кромешная тьма.
Утром солнце не встало. Черная ночь длилась месяц, и под покровом смрадной удушающей темноты пришли твари, исторгнутые самой преисподней. Мир погрузился в хаос. Огромные волны смывали берега, плавился камень, трескалась и горела земля. Целые страны тонули в крови. Демоны и кошмарные чудища несли опустошение и смерть. Никто не знал, что случилось в тот день. Никто не считал погибших. Никто не знал, как людям удалось уцелеть.
Мутное больное солнце взошло лишь через месяц, дав отсчет новому календарю. Поток чудовищ иссяк. Оставшихся перебили и загнали в леса, пустыни и горы. В кошмарных муках и океанах крови рождался новый мир. Старому Пагуба нанесла смертельную рану. Исчезли народы и королевства, стерлись границы, изменились очертания континентов. Тысячи верст были выжжены, усеяны костями и пеплом.
Пагуба отгремела, но до сих пор напоминала о себе, время от времени открывая проходы-нарывы в мир кромешной тьмы, умертвий, демонов и тварей, ненавидящих солнечный свет. Никто не знал, где возникнет и сколько будет продолжаться очередной нарыв.
Мириады сгинули. Выжившие завидовали мертвым. И Скверна отныне висела напоминанием о былом. Предупреждением. И каждый ее восход нес очередную беду.
Наступил Темный век. Век войн, сражений, ереси, всеобщего безумия и бесконечной резни. И длился он ровно сто одиннадцать лет, пока на Венском конвенте уцелевшие христианские государства не объединились и не дали отпор нечисти, дикарям, варварам и демонопоклонникам, сталью и огнем установив новый порядок.
Последний год выпал на високосный, предрекая великие беды и десять египетских кар. В високосный год Бог закрывает глаза, испытуя крепость веры людской, лишний день отдавая на откупление Сатане.
Во всем мире творилось неладное: язычники жгли в Ливонии замки, а схваченных рыцарей запекали в доспехах живьем. В гнилых пустошах, на месте разрушенного черным ветром древнего Киева, завелись поганые шайки крысолюдей.
Впервые за сотню лет замерзло Балтийское море. Команды попавших в западню кораблей бросали суда с товаром и пробивались к земле, подальше от белого безумия и умертвий, прячущихся в пурге. Жители рыбацких селений убивали тех моряков без разбору и сжигали тела, ибо непонятно было, кто из них люди, а кто одержимые ледяными бесами кровожадные мертвецы.
На юге орды искаженных прорвали Великую Засечную черту, выжгли три волости и большой кровью были разбиты на подступах к Самаре. В храмах от заката до свету били набат, отгоняя бесов и Черную смерть. Весны ждали, как избавления.
На дорогах и трактах лютовали разбойники и банды искаженных. Резали купцов, грабили обозы, перехватывали почтовых гонцов, украшая деревья на перекрестках гирляндами обезображенных тел. Купцы без охраны ни один обоз провести не могли. Осмелевшие от безнаказанности шайки татей нападали на деревни и села, нахально стучались в ворота небольших городков, требуя откуп.
К востоку от Новгорода горели леса. Вонючий дым застилал небеса, и в столице нечем было дышать. Поговаривали, войска выжигают зараженные Скверной леса. Слухам верили, ведь черный дым вонял падалью, горелым мясом и волосом.
В самом Новгороде разразился невиданный голод. Трупы лежали замерзшими грудами. Ночью улицами правили безумцы, вкусившие человечины, а у полиции не хватало сил, и ситуацию спасли только введенные в охваченный ужасом город войска.
На границах республики тоже спокойствия не было. Московиты вторглись на окраину, и Новгород начал стягивать войска, но на следующий день добрые соседи ушли, а из Москвы пришла велеречивая депеша с искренними извинениями и заверением в дружбе. Дескать, ошибочка вышла. Виновные будут наказаны. Новгород, ясное дело, извинения принял, поспешив перебросить на опасное направление три пехотных полка и кавалерию. В невиновность московитов поверили разве только юродивые, пускавшие слюни на паперти Знаменского монастыря. Разведка боем, поняли все. В воздухе как никогда запахло войной.
Но пока что дальше пересудов дело не заходило. Московиты болтали о том, что Новгород – рассадник блуда и срамоты, бабы там сплошняком шлюхи накрашенные, а мужики друг друга под хвосты пользуют на французский манер. И надо бы с божьей помощью это дьявольское гнездо выжечь дотла.
В Москве безумный царь истреблял чернокнижие, сжигал заживо ведьм, а из обрезанных у колдуний волос велел вить веревку длиной в четыре версты, по которой избранные взберутся на небеса и вымолят у Бога прощение для всей русской земли. В то время как Новгородская республика в своих попытках разорвать последние связи с варварской Московией не гнушалась ничем и, наоборот, потакала практикующим магию. Государство построили на западный манер, с парламентом и дворянскими вольностями. А теперь и за имена принялись. В высшем Новгородском свете стало хорошим тоном брать французские имена. Махом, словно собак нерезаных, всяких Людовиков, Кристианов и Жозефин развелось. Даже славянские рожи никого не смущали.
Новгородцы, в противовес Москве, колдовством не брезговали, а наоборот, активно поддерживали и развивали. Да и выбранную деревнями в Застени нечисть не трогали. Это стены укрепленной столицы оберегают город от неживых. Да войско княжеское. Да Черная рота. А здесь, в деревнях, нет иной защиты, как Застень. Ведь кто ж от нечисти защитит лучше самой нечисти. Он для села надежда и опора, оберег и защита его. Здесь, в Новгородчине, убить Застень — самый великий грех. Село без защитника обречено. Кругом леса и болота. Человек тут — незваный гость. Ведьмы озоруют, мертвяки шалят, лешаки дровосеков в чащу не пускают. Только Застень и поможет. Страшной платой с Застенью расплачиваются, отдают по уговору кровавую жертву в первый день весны. Да без него плата страшнее.
Но даже Застень не от всего уберечь может. Особенно если дурная голова гонит в самое страшное время в гиблые места.
