Лёха

Дневник партизанского отряда

Понедельник. Мы пришли и выгнали немцев из леса.

Вторник. Немцы пришли и выгнали нас из леса.

Среда. Мы пришли и выгнали немцев из леса.

Четверг. Немцы пришли и выгнали нас из леса.

Пятница. Мы пришли и выгнали немцев из леса.

Суббота. Пришел леший и выгнал всех.

Кого-то леший, может, и выгнал, а вот Прохора Матвеевича с его сыном Лёхой, наоборот, загнал. Причем загнал не просто в лесную глушь, а в места дремучие и странные, из которых выхода не видно вот уже который год. Да что там год! Уже которое десятилетие...

Все началось в тот день, когда отец и сын, направляясь на разведку в занятое фрицаим село, сбились с пути и заблудились, что само по себе было странно. Все-таки лес они свой, как свои пять пальцев знали, но вдруг заметили, что местность как-то изменилась. А тут еще через их родной партизанский лес враги стали какие-то ряженые шастать, словно на карнавал вырядились. Сначала вместо знакомых и уже почти родных фрицев, которых в отряде принято было перед ужином на спор — кто больше? — из-за ёлок щелкать, появились какие-то промерзшие и ободранные, одетые в старомодные цветные мундиры французишки, жалобно нывшие: “Месье, же не манж па си жур”. Таких пришить даже рука не подымалась. Прохор Матвеевич по началу даже решил, что они из фашистского плена сбежали, а потому выделил им по ломтю черствого хлеба и налил их фляги самогону. После трех чарок лягушатники совершенно окосели и затянули какую-то бравую песню про “эмперёра, ки ва а Рюси”. Отец с сыном к тому моменту уже выпили столько, что научились понимать любой язык. До партизан быстро дошел смысл песни, и с криком: “Ах, вы оккупанты!” Прохор Матвеевич и Лёха быстро связали французов, благо те сопротивление уже были не в состоянии оказывать. Встал вопрос, что делать с пленными. От отряда они отстали, забрели в какую-то лесную глушь, но все же решили по известным приметам и ориентирам: солнцу, лишайнику на соснах, муравейникам, поискать дорогу к штабу. Не тут-то было. Лишайник вроде и рос с северной стороны дерева, а муравейники стояли с южной, вроде и шли все в одном направлении, да только после часа пути партизаны с пленниками снова вышли к месту последней стоянки, где и встретили французов. Пошли в обратном направлении — откуда пленные появились, и  уперлись в гнилое и вонючее болото, через которое Прохор Матвеевич даже фрицев бы гнать пожалел.

И тут со стороны раздался топот и треск веток. Из ельника вышел конный отряд воинов с саблями, в старомодных кафтанах, в шляпах с перьями. Возглавлял воинство какой-то дремучий, бородатый мужик. При виде партизан с пленными и все еще пьяными французами мужик насторожился, но самообладания не потерял.

— Эй, вы кто такие? — спросил он.

— Свои! — мрачно ответил Прохор.

— А раз свои, то отойдите в сторону, дорогу дайте. Не видите, польскому войску путь на Москву показываю.

— Это через болото путь что ли? — удивился Лёха.

— Это это не твое дело, — процедил сквозь зубы бородач.

— А сам-то ты кто такой? — спросил Прохор.

— Иваном меня зовут. Сусанин я.

Фамилию эту Прохор Матвеевич определенно где-то слышал. Где точно — сказать не мог, но смутно припоминал, что Сусанин этот свой, из партизан.

— Слушай, товарищ, — тут же перешел к делу Прохор, — ты в штаб? Пленных моих возьми, а нам с сыном свой отряд найти надо.

— Этих доходяг? — Иван критически оглядел пленных. — Ну ладно, давай возьму. Откуда хоть они, какого рода-племени?

— А шут их знает. Видишь, война кругом. Кто тут только на Руси не ошивается.

— Это верно, — согласился Сусанин. — А дорога им всем одна. Со мною вместе.

И выстроив пленных французов в колонну по двое за польской кавалерией, Сусанин повел всех прямиком в трясину.

Партизаны проводили взглядом процессию и направились прочь от болота. Лес они узнавали все меньше. Незнакомые все были тропы, человеком не хоженые, звериные. Да к тому же и с природой что-то не то здесь происходило. Вроде бы и лето нынче стоит, а вот в ложбинке снег глубокий лежит. Вот на кочках брусника зреет, а рядом купальница распускается. А как ветер подует, то жаром, то холодом обдает.

— Батя, что это такое? Куда ж мы забрели? — беспокойно дергал отца за рукав Лёха.

— Не дрейфь, пацан. Сохраняй партизанский дух. Прорвемся, — старался бодро отвечать Прохор, но и самому ему было уже не по себе.

— Батя, а батя, — не унимался Лёха. — Верно леший нас водит.

— Какой тебе леший, — сердился отец. — не бывает в леших. В лесу хозяева — партизаны.

— Кхе-кхе... — раздалось за спиной. Прохор Матвеевич и Лёха тут же остановились и обернулись.

Из густого ельника к партизанам вышел невысокий мужичок в добротном меховом полушубке

— Это что тут еще за новые хозяева выискались? Партизаны... Я тут хозяин, и не дам никому мою собственность экспроприировать!

Прохор и Лёха так и застыли с открытыми ртами.

— Ну что встали, рты разинули? Сейчас комаров туда запущу. Да, леший я. Тот самый, которого якобы нет. А вот есть я, и всё тут.

— Дедушка... — расплылся в глупой улыбке Лёха.

— Тоже мне внучок выискался, не стар я еще, — проворчал Леший. — Тезка еще...

— Как тезка?

— Ну как-как... Ты Лёша. Я Леший. Алексей Петрович, если полностью. А вы забрели в мои владения и еще хозяевами себя считаете. Бегаете тут, стреляете, дичь пугаете. Надоело мне это. Прогнал я ваших приятелей, а вас, считайте, что в плен взял. Здесь у меня в лесу будете жить. И пока не захочу, не выпущу. А сами не выберетесь. Видите, что лес у меня тут непростой.

— Да как смеешь ты вольных партизан в лесу своем ненормальном держать? — возмутился Прохор.  

— Почему ненормальном. Нормальный это лес, безвременный только. Тут время тут и любое, и никакое. Неужто сами не заметили?

Прохор Матвеич и Лёха выпучили глаза. То, что время тут непонятное во всех смыслах, они и сами заметили, только признаться себе в невозможном не решались.

— Да мы здесь пропадем.

— А вы уже пропали, — засмеялся Леший. — Здесь оказываются все, кто в лесу пропадают. Но вы не волнуйтесь. Леса у нас глухие, в них испокон веку много народу затерялось. Вам не скучно тут будет.

— А что ж мы жрать-то тут будем? Грибы-ягоды? — наивно спросил Лёха.

— Их тоже. Но не дам я вам тут с голоду помереть. Есть тут у меня свои чудеса. Я вам до заимки одной тропу покажу, отведу туда. Там  провизии много для всех, и она не кончается: И картошка, и крупа, и тушенка есть. Даже самогон. Берите сколько хотите. Еда, что вы возьмете и съедите, никуда не исчезнет. Ведь заимка эта во времени вообще не движется.

И привел Леший партизан к свой странной заимке, провел в небольшую избушку. А там и правда полки от снеди всякой ломятся. Возьмешь себе еды в мешок, сделаешь шаг, а потом обернешься — и снова еда на месте лежит. Прохор Матвеич по-хозяйски сразу наполнил вещевой мешок себе и сыну.

— А это что за горшочек? — спросил Лёха, приметив одиноко стоящую на столе закоптевшую кубышку.

— А, — добродушно засмеялся Леший. — За этим горшком многие охотятся. Да только работает он только здесь, на заимке. И еще в паре мест, о которых вам не скажу. Если есть у тебя монетка, положи ее туда. Увидишь.

У Лёхи монетки не нашлось, а вот у отца на дне кармана завалялся старый пятак. Положил его в горшочек Прохор Матвеевич, а достал полтинник. Оглядел со всех сторон, на зуб потрогал. Снова в горшок положил — и вынул на сей раз пять рублей одной бумажкой.

— Ничего себе!

— Пользуйся, — усмехнулся Леший. — Можешь так хоть миллионы себе в горшке “наварить”. Хоть миллиарды. Да только к чему тебе деньги, если из леса этого выхода нет.

— Да, ты прав, — согласился Прохор. — Деньги нам ни к чему. Нужны только патроны.

На сей раз удивился Леший.

— А зачем вам патроны-то?

— Как зачем? Мы ж партизаны. Ходят по твоему лесу оккупанты разные, мы сами видели. Кто ж их стрелять-то будет? И если мы тут у тебя надолго засели, то и патронов нам надо много.

Леший задумался, почесал затылок.

— Ладно, — говорит, — клади в горшок патрон, посмотрим, что будет.

Леха оказался порасторопнее отца. Вынул из кармана горсть патронов и высыпал в горшок. И вернул горшок в десять раз больше.

— Вот это да! — обрадовались партизаны и принялись пополнять свои запасы. — Нам бы такой горшок в начале войны!

— Да не жадничайте вы, — попытался успокоить их Леший, видя нездоровый азарт в глазах лесных бойцов. — Тропу ж на заимку я вам показал. Всегда ж вернуться сможете.  

Но партизаны меру знали. Взяли столько лишь, сколько на себе унести смогли.

Поблагодарили они Лешего, попрощались и в глубь леса ушли. Потому что люди они лесные, и какая им разница, где с оккупантами воевать — хоть во времени, хоть в безвременье.

С тех пор прошло уже много-много лет. Живут вечные партизаны в безвременном лесу. Прохор Матвеевич не стареет, а Лёха не мужает. Кормятся они с бесконечной заимки, прячутся в дебрях, стреляют оккупантов. А оккупанты ходят здесь разные: в мундирах, в камзолах, в кольчугах, в латах, даже в диких шкурах с дубинами. Всех, кто на Русь не с добром пришел и в лесах заплутал, встречают наши партизаны честь по чести...

События, развернувшиеся нынче в Тридевятом царстве, начались с обычных разговоров. Слух, который пронесся по лесу в последнее время, взбудоражил всех его постоянных жителей: и ведьму Аллу, и леших, отца и сына, и черта, и даже лесных любимчиков — партизан. Баба Яга, которая в последнее время крупно спорила с Кощеем Бессмертным в его горах, поведала Тридевятому царству об угрозе, которую Кощей обещал исполнить — похитить Оттуда-не-знаю-откуда То-не-знаю-что, причем не самому, а руками каких-то “друзей из Лондона”. Причем известный лысый черт — беглый олигарх, как говорили, был тут ни при чем. Претендент на То-не-знаю-что был намного серьезнее. А давно же известно, что сей могущественный артефакт, дающий его владельцу бесконечную магическую власть, спрятан где-то в Тридевятом царстве. Но кто же станет такую вещь кому-то пришлому отдавать. И стали ждать лесные жители пришельцев и потенциальных похитителей. Дождались.

Узнали они от Луки, что явился в лес некий злобный белобрысый мальчишка, с огромными, но ничем не оправданными претензиями. Он и есть похититель. Кто-то посмеялся, только вот партизаны в шутку ничего оборачивать никогда не умели. У партизан все было всегда серьезно. И потом Прохор Матвеевич и Лёха решили объявить искателям Того-не-знаю-чего партизанскую войну. Прохор Матвеевич и Лёха решили объявить искателям Того-не-знаю-чего партизанскую войну.

— Первым делом, сынок, надо подорвать железную дорогу, чтобы пресечь подвоз боеприпасов и продовольствия противнику, — сказал Прохор Матвеевич.

— Хорошо, батя, подорвем, — согласился Лёха.

И в ту же ночь партизаны приступили к подрывной работе, а к утру Тридевятое царство лишилось единственной волшебной железнодорожной ветки..

Взрыв оказался неожиданно громким. А возможно, Лёхе просто так показалось, потому что в последний раз железные дороги он с отцом подрывал лет семьдесят тому назад. Но так или иначе, звук разлетелся на большое расстояние, и очень скоро партизаны услышали, как у месту успешно проведенной диверсии скачет какая-то кавалерия.

— Отходим! — сказал он сыну. — На лугу разойдемся в разойдемся. Так нас сложнее поймать будет.

И они оба побежали к Цветочному лугу. Здесь Прохор Матвеевич свернул к Сказочному лесу, а Лёха помчался в Темный лес.

Лёха спиной чувствовал погоню, поэтому ему пришлось забраться в самую гущу Темного леса. Он был отважным бойцом, а потому накатившее на него позорное чувство страха он пытался заглушить громким пением.

— Дан приказ ему на запад, ей в другую сторону... — пел Лёха, и эхо от его голоса разносилось по лесу. Вдруг он заметил где-то в глубине леса красный огонек.

“Неужели это местные партизаны?” — подумал парень и поспешил к источнику света. Но людей там не оказалось. Среди уродливых коряг рос удивительный красоты сияющий цветок. Он завораживал  своим светом и будто даже лишал воли.

“Нет-нет, — сказал себе твердо Лёха. — Мы суровые и твердые бойцы. Никаких наваждений!”

После этого он развернулся и ушел.

По дороге встретил он молодого человека.

— Ты кто такой будешь?! — громко сказал ему Лёха.

— Я Глеб, а ты кто?

— А я боец партизанского отряда Лёха.

Глеб усмехнулся.

— А что, у нас война идет?

— Война у нас всегда идет и никогда не кончается, — твердо  заявил боец. — И в силу военного положения я беру тебя в плен.

— Но я-то не воюю. Я мирный житель. Смотри, я совсем безоружен, — Глеб показал свои руки.

Лёха задумался.

— Ну все равно. Батяня сказал война, значит, война.

— А с кем воюете? — поинтересовался Глеб.

— С иноземными оккупантами. Они пришли и собираются у нас похитить… Батяня мне сказал, но он сам не знает что.

— Так зачем же тогда воевать?

— Так никто не знает. Даже похитители. Вот в чем соль. Понимаешь? — попытался объяснить Лёха.

— Нет, не понимаю.

— Ну я так тебе все военные тайны разглашу. В общем, все в лесу говорят, что после того, как Баба Яга поссорилась с Кощеем, к нам должны придти не то посетители, не то похитители и украсть что-то очень секретное. Вот мы и организовали партизанское движение против них.

— Против посетителей или против похитителей? — поинтересовался Глеб.

— Против обоих.

Так слово за слово Лёха становился все более разговорчивым и доброжелательным. И даже передумал брать Глеба в плен. В итоге они уже сидели вместе, пили самогон, ели картошку с тушенкой и травили байки. Расстались уже лучшими друзьями.

Может, поэтому, когда Лёха встретил в лесу девушку по имени Маша, он уже не думал о твердом бойцовском характере и суровости партизан. Маше быстро удалось его разговорить. В итоге он хорошо накормил девушку обедом, а потом и отвел ее к людям, к школе на Зеленом лугу, где витало в воздухе некое беспокойство…

СТ: Подрыв железной дороги.