Сэр Тильнберри Мальгедор, губернатор острова Предначертания, был личностью незаурядной. Аристократ, политик, ученый-этнограф, он родился в 1628 году, в тот самый год, когда появилась на свет и испанская принцесса Анталина, дочь Императора Странгуса Первого. В молодости Тильнберри успел прославиться как мореплаватель и открыватель новых земель, бережно относившийся к первозданной культуре местных племен. Он изучал индейцев-островитян, стремился наладить с ними полезные обеим сторонам контакты. Остров Предначертания, именуемый местным племенем Макчапу островом Гроруна в честь их божества, Мальгедор открыл, в 1660 году и сразу понял: именно с этим райским уголком он свяжет свою жизнь. Очень скоро с местными индейцами у него сложились настолько тесные и доверительные отношения, что он даже женился на дочери вождя, что стало знаком вечной дружбы королевских колонистов  с индейцами.

Невесте, красавице Кулькитучи, было тогда 18 лет. Сейчас вождем Макчапу является ее брат Макракута, и такой семейный союз в глазах индейцев означает, что все белые люди стали в каком-то смысле их родственниками. Когда в 1663 году Мальгедора назначили губернатором этого далекого острова, ему было 38. Вместе с милой и доброй индейской женой, которую дома стали называть просто Колеттой, Тильнберри получил в распоряжение обширные земли острова, названного им островом Предначертания.  При нем строился город Лас-Пегас, приезжали новые колонисты, основывались фермы и плантации. Тильнберри был не столько губернатором, сколько отцом острова.

Впрочем, есть у губернатора в биографии факты, которые могли бы подмочить его репутацию. В молодости, еще будучи мореплавателем, он познакомился с контрабандистами, возившими экзотические товары в Европу, и стал помогать им доставлять груз в обход таможни. Это нелегальное, но прибыльное дело, позволило Мальдегору сколотить себе небольшое состояние, что отчасти поспособствовало получению должности губернатора. Бывшие компаньоны Мальдегора не собирались, конечно, предавать эту давнюю историю гласности, однако периодически вспоминали ее в узком кругу. А чтобы круг этот не стал шире, пользовались величайшей благосклонностью губернатора, позволившего создать на острове перевалочную базу. Крупные и мелкие контрабандисты с той поры часто прибывают в Лас-Пегас, чтобы отдохнуть, собрать команду, отгрузить товары на местные склады.

Сейчас губернатору 60 лет. У него несколько детей, уже взрослых. Трое сыновей покинули остров и делают себе славу в иных землях Королевства. Лишь дочь Луагретта живет на острове. Ей в большей степени, чем сыновьям, передалась индейская кровь и дикий, необузданный характер. Сейчас ей 20 лет, и почти все свое время она проводит верхом — катается по прериям, порой не ночует дома.

Только вольная жизнь Луагретты должна скоро закончиться. Когда девочке было 6 лет, Тильнберри заключил договор с влиятельным вельможей с материка — Валтимусом Треем. В обмен на протекцию королевского двора и, конечно же, солидную сумму денег губернатор обещал Валтимусу руку и сердце дочери, как только она достигнет совершеннолетия.

День, когда Луагретте исполнится 21, неуклонно приближался, и Тильнберри ждал приезда жениха.

И вот, утром 28 декабря 1685 года небольшая бригантина Валтимуса Трея причалила к пристани Лас-Пегаса.

Жених Луагретты был принят по высшему классу. Колетта лично руководила приготовлением обеда и пробовала все блюда, пока Тильнберри водил гостя по особняку и прилегающему к нему саду. А тем временем чернокожий охранник губернатора Фарлон скакал на коне по острову и искал Луагретту. Девица сбежала — и Тильнберри отчасти ее понимал. Понимал, жалел, готов был придать к груди и утешить, однако отказаться от своего слова уже не мог. Договор с Валтимусом Треем был заключен официально, по всем правилам, в присутствии самого Синдика Партона, исполнявшего на острове, ко всему прочему, еще и обязанности нотариуса. И предусматривал этот договор очень суровые санкции в случае, если отец невесты передумает — отказ от места губернатора и передачу значительной части движимого и недвижимого имущества жениху. Единственной уважительной причиной, которая могла бы помешать браку, была лишь смерть кого-либо из вступающих в брак. Зачем Валтимус Трей установил столь жесткие условия договора, ни губернатору, ни его жене было не понятно. Однако обещанные преференции и денежные суммы были настолько привлекательны и велики, что Мальгедор согласился на всё.

Тильнберри не зря доверял Фарлону. Более надежного человека среди его подчиненных найти было сложно. Фарлон не только по своей натуре отличался честностью, стойкостью и каким-то природным благородством, свойственным лишь самым выдающимся воинам, он еще и многим был обязан губернатору. Семь лет тому назад Высокий и сильный африканец попал к Мальгедору в качестве раба, и тот почти сразу дал ему свободу, отметив его душевные качества. Впрочем, в немалой степени освобождению Фарлона способствовало вмешательство Валкуса Виртри, хорошего приятеля губернатора, а точнее его жены, тоже африканки, которая по странному стечению обстоятельств оказалась представительницей того же племени, что и охранник, — племени, практически уничтоженного и разоренного местной междоусобной войной. Риба Валтри так живо описывала доблесть и верность своих соплеменников, что Мальгедор решил, что лучшего телохранителя ему не сыскать.

Фарлон с тех пор стал верой и правдой служить губернатору и его семье. И не было задания и поручения, которое он не смог бы выполнить. Не подвел он и в этот раз. Сбежавшая из дома Луагретта была доставлена в отеческий дом, так сказать, прямо к обеду. Свежая и горячая. Прямо из прерий.

Луагретта вошла в обеденный зал прямо в костюме наездницы, в мыле и дорожной пыли. Из-за пояса у нее торчал пистолет, а в руке она держала лассо.

Тильнберри и Колетта ахнули. Фарлон осторожно прижался к стенке.

Валтимус Трей лишь приподнял брови.

— Значит, так, дорогой жених, — заявила с порога Луагретта. — Если ты решил завести семью, то мой тебе совет: плыви-ка ты подальше от нашего острова и в других краях ищи себе жену. Если же ты на меня имеешь виды, то у пастора заказывай себе не свадьбу, а сразу погребальную мессу. Ибо я за себя не ручаюсь, если ты ко мне приблизишься ближе, чем на пять шагов.

— Дочь! Прекрати немедленно! Это какой стыд так себя вести с почтенным гостем! — закричал губернатор.

Луагретта отвечать отцу не стала. Она лишь закинула лассо на огромную высокую вазу с фруктами, стоявшую на столе, затем резко дернула — и перевернула весь стол с угощениями.

— Фарлон! — скомандовал губернатор. — Держи ее!

У охранника реакция была мгновенной.

— Простите, мисс, — процедил он сквозь зубы, наваливаясь на Луагретту сзади.

Схватив девушку, он потащил ее на второй этаж, чтобы запереть в комнате без окон.

Мальдегор долго извинялся перед гостем за инцидент. Колетта, не находя себе места, суетливо бегала по обеденному залу, подгоняя слуг, убиравших перевернутую еду и разбитый дорогой сервиз.

— Я, конечно, верен слову и нашему официальному договору, — сказал Валтимус, старавшийся сохранять невозмутимый вид — я женюсь на вашей дочери, но только после того, как она пройдет курс обучения в пансионе благородных девиц в Европе. Может показаться, что обучаться хорошим манерам ей уже поздно, но я знаю пансион, где творят чудеса.

Тильнберри понял, что свадьба откладывается. Еще хорошо, что Валтимус не передумал жениться, а то мог бы... В возможность перевоспитать Луагретту он не верил, но чем черт ни шутит…Тильнберри позвал Колетту и попросил ее поговорить с дочерью. Однако прошло совсем немного времени, и в особняке снова раздался шум и грохот. Луагретта не смирилась со своим «пленением». Оттолкнув мать, она вылетела из комнаты, сбежала по лестнице и умчалась прочь. К сожалению, надежного Фарлона на ее пути не оказалось.

И чтоб как-то разрядить обстановку и исправить сложившуюся ситуацию, Тильнберри решил вечером сводить своего будущего зятя в заведение Валкуса Виртри.

29 декабря, с утра Тильнберри Мальгедор чувствовал себя неважно, если не сказать отвратно. Сказывалось количество выпитого накануне. Губернатор пытался вспомнить, что же он успел наговорить будущему зятю, который весь вечер не отходил от него ни на шаг, явно спасаясь от назойливых попыток дочери Виртри обратить на себя внимание. Кажется, сэр Валтимус много расспрашивал про остров и необычные места на нем. И кажется, губернатор насочинял того что было и чего не было….

— Так вы говорите, что ваш остров чудесный? — не унимался накануне вечером аристократ. — И много у вас чудесных вещей и чудесных людей?

— Несомненно! У нас все жители настоящие волшебники, а все что они тут творят, иначе как магией и не назовешь. Оглянитесь вокруг: тут все чародеи!

А некоторые из них настолько искусны, что золото из воздуха могут делать! Не верите?

— Честно говоря, не очень, — засомневался Трэй, и губернатору показалось, что он принимает его пьяный треп за чистую монету.

— Ну да, с первого взгляда не скажешь. Они просто очень хорошо маскируются. А под этими простыми одеждами у наших островитян настоящая магическая сущность.

— Неужели их одежда сшита из ткани, что может скрывать магию? — заинтересовался будущий жених.

— А то! — рассмеялся губернатор и, окинув взглядом трактир, обратил внимание, что его все внимательно слушают, а кое-кто даже очень настороженно.

— Не слушайте нашего «папочку», — быстро заполнила паузу хозяйка трактира Риба Виртри, убирая со стола пустую бутылку, а потом немного смутилась и добавила. — Мы очень любим «его превосходительство» и зовем «папочкой», потому что он отец нашего острова. Он такой свойский, он наш, мы тут как одна семья.

Валтимус Трей улыбнулся.

— Продолжайте. Это очень приятно, что народ так любит своего правителя.

— Так вот, не слушайте его, мы все нормальные люди, никакие не маги, уверяю вас. Пожалуйста, не обращайте на это внимание…

— А почему это так вас беспокоит? — с интересом спросил гость.

— Все хорошо, мы просто так шутим, — пришел на помощь жене Валкус Виртри.

Только теперь, проснувшись с больной головой, Тильнберри подумал, что интерес Валтимуса Трея к магии может быть непраздным.

Луагретта дома к утру так и не появилась, не приехала она и к вечеру, Колетта, беспокоившаяся за судьбу дочери даже повздорила с Валтимусом Треем, после чего он съехал от губернатора в номера гостиницы Виртри. Тильнберри подумал, что так даже лучше. Узнав, что жениха дома нет, Луагретта скорее домой вернется.

Но дочь не вернулась домой и на следующий день, зато пришел взятый ею из конюшни расседланный конь. Луагретта никогда бы не отпустила его одного.

И Тильнберри поднял тревогу.

Стимфорд Варлингтон, узнав о пропаже дочери губернатора, поднял по тревоге весь гарнизон. Небольшие отряды были высланы по всем дорогам острова. Тильнберри и сам готов был ехать на поиски, но Колетта сказала, что военные с этим справятся лучше.

А на следующее утро, 31 декабря, садовник обнаружил у дальней стены сада камень с привязанной к нему запиской.

«Губернатор! Твоя дочь у нас. Если хочешь увидеть ее живой и невредимой, оставишь пятьдесят тысяч золотых дублонов в лодке, в закрытой бухте до вечера. Время пошло. И без глупостей!».

Мальгедор был, конечно, человеком небедным, но найти такую сумму сразу и в золоте было чрезвычайно сложно. Средства были вложены в дело.

Сообщив о случившемся Варлингтону и поручив Фарлону поискать возможного автора записки, Тильнберри отправился к Синдику Партону — а у кого еще может быть одновременно столько наличности?

Партон воспринял просьбу одолжить срочно крупную сумму денег внешне спокойно, однако одного честного губернаторского слова ростовщику оказалось мало. За срочность он потребовал 25-процентную ставку и возврат в течение двух недель, что Тильнберри, и так находящегося на грани нервного срыва, привело в полнейшую ярость. Он букваль но накинулся на Партона, схватил за грудки, а потом со всего размаха ударил его кулаком в лицо. Ростовщик выдержал удар, вытирая кровь с разбитого носа, он поднялся и твердо произнес, что никаких денег губернатор не получит, даже если ему прикажет сам король с королевой, а также пообещал найти на Мальгедора управу.

Деньги Тильнберри в итоге все же нашел. Пришлось пойти в гостиницу на поклон к Валтимусу Трею. Жених, конечно, скривился, но показать свою несостоятельность будущему тестю не захотел. Вскоре с бригантины Трея несколько особо доверенных грузчиков вынесли три сундука с золотом и перенесли в припортовую контору. Стимфорд Варлингтон взял золото под свою ответственность и обязался вовремя доставить выкуп в объявленное место. Разумеется, на месте он собирался спрятать в укрытии своих солдат.

Мальгедор верил начальнику гарнизона и доверился ему. Он вернулся домой и стал успокаивать свою жену.

День 31 декабря был тихий и ясный, и ничто не предвещало бури.

Тильнберри и его жене оставалось только ждать новостей от Варлингтона, отправившегося к 6 вечера отдавать выкуп похитителям. От военных отрядов, ищущих Луагретту, никаких вестей не приходило.

И вот незадолго до встречи с похитителями посреди ясного неба разразилась жуткая буря. Ураганный ветер поднял на океане гигантские волны, срывал черепицу с крыши и отчаянно бил в колокола церкви святой Анталины. Жуткий смерч летал над островом, принося разрушения. По городу пробежала паника. Губернатору докладывали: в нескольких кварталах Лас-Пегаса были замечены… волки. И это при том, что ни один из стражников у городских ворот не видел хищников, пересекающих границу города.

Мальгедор велел своим доверенным людям собрать команду спасателей, которые наверняка понадобятся горожанам после стихийного бедствия.

Прошел час, и буря стихла так же быстро, как и началась. А город требовал серьезного ремонта. Никто не погиб от урагана – и то ладно, а сорванную черепицу и побитые торговые ряды можно восстановить.

Правда, позднее Мальгедору доложили еще об одном серьезном происшествии – о покушении на жизнь Валтимуса Трея. Жених Луагретты был найден за восточными городскими воротами с разбитым лицом и сотрясением мозга. Говорил аристократ с трудом, а вспомнить, кто на него напал, не мог – покушение было слишком внезапным. Он помнил лишь горящие дьявольским огнем глаза нападавшего.

А ближе к полуночи домой вернулась Луагретта, целая, невредимая, но грязная, уставшая и голодная. О том, что с ней произошло, она не стала говорить ни с матерью, ни с отцом, попросив дождаться утра.