I

675 год от основания Рима, 6 — й день до Нон квинтилия

Лицо бывшего диктатора уже не выражало той несокрушимости и решительности, с которой он некогда велел своим солдатам штурмовать стены великого детища Ромула, а после казнил своих соотечественников, зачастую бывших друзей, вставших на сторону Гая Мария. Братоубийственная война и последовавший за ней террор остались в прошлом. Луций Корнелий Сулла не сжимал напряженно губ и не искал пронзительным взглядом в лицах окружавших его соратников малейшей тени возможной измены. Усталость, болезнь и разочарование пригасили огонь ярости, однако не уничтожили ненависти и презрения.

— Жалкие твари, — процедил Сулла, — они еще будут благодарны мне, что я уничтожил смуту и сохранил ценой моря италийской крови идеалы республики. Что они понимают в справедливости мироустройства? Для них цель бытия – наслаждения. Когда-нибудь они промотают в роскоши то, что наши предки добыли на полях битв во всем мире. Им нужен жесткий властитель – только тогда они смогут не опасаться за судьбу своих несметных состояний, которым они обязаны героям-предкам. Я выполнил свою неблагодарную миссию, рискуя навеки остаться в истории мрачным тираном. Я удалился, отдав им право распоряжаться государством по древним законам. И что теперь? Какие мысли роятся в этих ничтожных умишках? Что ты думаешь, Публий Цетег?

— Они просто люди. Лишь богам под силу переделать их природу. Но боги бездействуют.

Когда-то они были противниками. Публий Корнелий Цетег, бывший марианец, девять лет тому назад приговоренный Суллой к смертной казни, уже давно находился в числе его сторонников, сумев добиться огромного влияния на политическую жизнь Рима. Прагматизм, граничащий с цинизмом, и осторожность в словах и действиях вовсе не были признаком трусости, а лишь служили верным оружием в борьбе за выживание.

— Я понял, о чем ты в действительности спрашиваешь меня, Луций Корнелий! – неожиданно резко и прямо сказал он бывшему консулу и диктатору, добровольно сложившему с себя все официальные полномочия. – Тебя волнуют свободные консульские выборы и слухи о возможном введении в Сенат сторонников наших «новых испанцев»?

Сулла усмехнулся:

— От твоей проницательности невозможно скрыться. Только скажу тебе более: меня волнуют не столько «новые испанцы» вообще, сколько конкретно Луций Фабий. У меня есть серьезные основания полагать, что изгнание не мешает ему с помощью своих тайных друзей в Риме добиваться благосклонности к нему Сената.

Прозвучавшее из уст Суллы имя бывшего квестора Луция Фабия, два года тому назад, не без усилий «доброжелателей», внесенное в проскрипции, произвело впечатление на Цетега, и ему стоило некоторых усилий скрыть это.

— Да, — задумчиво произнес он, — я слышал о подобной вероятности. Однако известные мне факты не позволяют утверждать, что это действительно так. Я же не могу усомниться в твоих источниках, а посему мне не остается ничего иного, как, пренебрегая своими прежними каналами, поискать новые и добиться наиболее полных сведений о влиянии Луция Фабия в Риме.

— Я рассчитываю на тебя, — коротко заключил Сулла.

5 — й день до Ид секстилия

— Как продвигаются  твои поиски, благородный Публий?

Цетег услышал легкую издевку в голосе Суллы.

— Тебе ли не знать, Луций Корнелий, что эти загадочные смерти, которые ты предпочитаешь называть «несчастными случаями», сложно связать с деятельностью Луция Фабия. Я пока не могу найти прямой связи, хотя то, что все покойные являлись друзьями Валерия Руфа и Эггия Рутила, которые метят в квесторы, а затем и в Сенат, может служить ключом к разгадке. Но даже в этом случае странная периодичность трагедий – каждые 10 дней – не поддается никакому объяснению.

— Не потому ли сложно тебе найти и связь, и объяснения, что последний несчастный случай — гибель Статилия Вара, затронул тебя лично?

Верхняя губа Публия Цетега нервно дрогнула, однако он сдержался и ответил столь же невозмутимым тоном.

— Смерть моего несчастного друга, несомненно, затронула меня, но тем сильнее для меня стимул искать разгадку этой тайны.

— Я вижу, ты пока избегаешь встреч с наследником? Зря. Возможно, Максим Корнут имеет репутацию человека с сомнительными связями, однако что тебе до знакомств двоюродного племянника твоего покойного друга. В конце концов, и меня в молодости осуждали за ту дружбу, которую я, благородный патриций, водил с актерами и актрисами.

На лице Суллы отразилось слабое подобие улыбки.

— Погоди, Луций Корнелий, всему свое время. Не стоит думать, что сей молодой человек выпал из моего поля зрения. Ты знаешь, у меня есть множество способов быть в курсе событий.

— О! В этом я не сомневаюсь! — улыбка Суллы стала намного шире. — Желаю тебе поскорее найти разгадку тайны.

С этими словами бывший диктатор встал и медленно двинулся к выходу. В дверях атрия он остановился и добавил:

— Да, Публий, я бы все же хотел, чтобы эти трагические происшествия в глазах римских граждан продолжали оставаться просто «несчастными случаями»...

II

4 — й день до Ид секстилия

Вечер в доме Гордиана Фидената лишь начался, но ни у кого из присутствующих не было ни малейшего сомнения, что он не принесет радости, несмотря на все усилия гостеприимного хозяина. Ни веселая музыка, ни обилие вина, ни красота юных прислужниц, ни даже бравые ребята Квинта Навтия, предлагавшие гостям потехи ради потягаться с ними силой, не могли развеять мрачной и тягостной атмосферы и прогнать всеобщую тревогу. И лишь Гней Максим Корнут пребывал в игривом расположении духа и, потягивая вино из золоченого кубка, не прекращал болтовни.

— Маний, спасибо тебе за заботу и внимание. Мне определенно нравится в твоем доме.

— Заходи еще, Максим. Мы собираемся здесь всегда на следующий день после больших цирковых скачек, каждые десять дней.

— И каждые десять дней, через день после пира в твоем доме, кто-то из гостей отправляется через Стикс, — с циничной усмешкой заметил наследник Статилия Вара. – Случайно ли это?

Присутствующие моментально обернулись в сторону Гнея Максима.

— Что ты хочешь этим сказать, Корнут? – возмутился Луций Структ.

— Я хочу сказать только то, о чем думаете сейчас вы все. Я вижу, что со странной периодичностью гости этого дома покидают мир живых, а окружающие и, что самое интересное, власти великого города продолжают делать вид, будто ничего не случилось. Каждые десять дней происходит одно и то же. Сначала соревнования возниц в Большом цирке, на следующий день пирушка, а еще через день – крики, слезы, суета с похоронами, кремация, распоряжение имуществом по завещанию и все прочее. И все это никому из вас не мешает вновь в назначенный день, облачившись в праздничные тоги, направляться к лощине между Палатином и Авентином и делать ставки на «белых» или на «красных».

— Последний пункт этой программы для тебя, Максим, оказался особенно интересен, — ехидно заметила Лукреция Ветурия.

— Милая Лукреция, — Корнут старался говорить медленно и как можно более сдержанно. — Война и лютая вражда между согражданами подорвала многие семьи. Тебе ли этого не знать. Не моя вина в том, что я оказался единственным родственником покойного. Однако мой семейный долг велит мне разобраться в случившемся. Лично мне кажется странной внезапная кончина дядюшки Тиберия, да еще при таких обстоятельствах. Кто-нибудь может объяснить, почему Статилий Вар отправился вечером на стройку инсулы один? Если он решил проконтролировать ход работ, что мешало ему дождаться утра? Зачем он поднялся на пятый этаж? И наконец, почему после того, как он, якобы оступившись, упал вниз, на него сверху свалился еще кусок непросохшей бетонной стены?

Гости замолчали. Долгую паузу прервал Луций Структ:

— И Спурий Герминий Потит был отличным наездником, я не верю, что он мог сломать себе шею, упав с коня. Опять же странно, что заставило его в столь ранний час отправиться на свою загородную виллу?

— Он погиб первым? – поинтересовался Максим.

— Да, следом не стало Секста Клелия Ланата, а потом уже и твоего дяди. Клелий Ланат утонул во время речной прогулки, и мы тоже недоумеваем, как этот замечательный пловец мог уйти на дно в том месте, где Тибр особенно спокойный и мелкий.

— А я, — добавил Тит Структ, — удивляюсь еще и тому, почему двое слуг, сопровождавших Клелия на прогулке, не смогли вытащить из реки своего господина.

— Да-да, отец, странных обстоятельств очень много. Все три смерти наших друзей, поспешно признанные несчастными случаями, вызывают многие сомнения. Я сам готов включиться в расследование и помочь тебе, Максим, если ты желаешь узнать правду о гибели твоего дядюшки. Ты же ведь не намерен в ближайшее время покидать Рим?

— Нет-нет, Луций, я твердо решил, что вернусь в родной Тиволи не раньше октябрьских календ.

Гордиан Фиденат, внимательно вслушивавшийся в беседу, внезапно отвлекся и только теперь обратил внимание на робкого молодого человека, уже давно стоявшего посреди пиршества и ждавшего приглашения.

— Марк Папирий! – воскликнул радушный хозяин. – Отчего же ты стоишь? Проходи, не бойся! Присоединяйся к нашему скромному ужину.

Юноша высказал традиционное приветствие хозяину и гостям, после чего стал внимательно осматриваться в поисках свободного места у стола. Этим замешательством воспользовался Луций.

— Марк! Не стесняйся, проходи сюда! Есть, о чем поговорить.

Возле Луция Структа действительно находилось свободное ложе, но оно предполагалось для его будущего тестя Нумана Валерия Руфа, который почему-то задерживался. Пока юноша пробирался к предложенному месту, Луций успел шепнуть Максиму, что Марк Приск, клиент покойного Клелия Ланата, вхожий в его дом, обещал выяснить подробности смерти своего патрона.

— Ты что-то узнал, Марк? – начал без предисловий Луций.

Юноша замялся.

— Пока очень мало, Луций. Ты же знаешь, что в доме Ланата сейчас происходят большие перемены. Пассия, вернее Клелия… советую не называть ее старым именем, она очень ругается… затеяла полное переустройство в особняке. С утра до вечера по дому носят какие-то вещи, что-то красят, штукатурят, все ломают и делают заново. Мне милостиво поручили заниматься бумагами покойного, но в них такой беспорядок, что я пока ничего понять не могу. Странно это, ведь Ланат всегда был очень аккуратен в ведении своих дел.

— Ладно, Марк, а удалось ли тебе узнать что-то про двух слуг, которые почему-то не смогли вытащить Ланата из реки?

— Только то, что Па… Клелия их кому-то продала.

От неожиданности и Луций, и Максим одновременно приподнялись с ложа.

— Я пытался ее спросить, кому, — продолжал Марк Приск, — но она очень резко ответила мне, что это не мое дело. Ах, если бы вы знали, что происходит сейчас в доме Клелия Ланата! Вся его фамилия стонет от этой самодурки-наследницы. Я даже удивляюсь, как так можно, она же сама…

— Наследница? – заинтересовался Максим Корнут.

— Пассия, бывшая рабыня Клелия Ланата, — объяснил Луций Структ. — Мы все ее хорошо знали, он с ней жил очень давно, но свободу не давал. Удержать хотел. Говорил, что она сразу бросит его, уйдет к другому. Любил видно сильно и ревновал. По завещанию же она не только становилась свободной, но и получала в наследство все состояние.

Максим Корнут схватил кубок вина и мгновенно осушил его.

— Луций, Марк! Вы понимаете, что эта самая Пассия… или как там ее… была более всего заинтересована в смерти Клелия Ланата!

— В любом случае, — вновь встряла в разговор Лукреция, — мы должны уважать выбор нашего друга, тем более покойного. Кстати, знаете, почему до сих пор еще нет Юлии? Она собиралась зайти в дом Ланата за Клелией Пассией, чтобы пригласить ее на наш пир.

Будто бы в подтверждение слов матроны в тот же миг обе упомянутые дамы появились в пиршественном зале. Наследница Ланата была не просто хороша, она была ослепительно красива, хотя некоторый избыток роскоши в ущерб вкусу в ее облике все же присутствовал.

— Друзья, — объявила громко Юлия Равилла, — давайте поприветствуем в нашем кругу Клелию, которую так любил наш несчастный покойный друг. Надеюсь, здесь нет людей, подвластных предрассудкам?

Максим Корнут вскочил со своего места и, демонстрируя изящные манеры, кинулся к наследнице, дабы проводить ее к столу.

— Какие могут быть предрассудки, когда мы видим столь очаровательную женщину!

Однако всеобщее внимание, направленное на прекрасную Пассию, внезапно было перенесено на нового гостя, появившегося в зале. Завсегдатай пиров у Фидената патриций Нуман Валерий Руф был явно чем-то чрезвычайно взволнован. Поприветствовав собравшихся, он едва кивнул Гордиану Фиденату, предлагавшему присоединиться к пиру на единственном свободном ложе – рядом с Прокулом Эггием Рутилом, и вовсе не удостоил вниманием своих будущих родственников Луция и Тита Структов. Лицо Руфа было напряжено, и этого не могли не заметить гости и хозяин.

— Простите, друзья мои, — громко заявил Нуман Валерий, — я прибыл сюда лишь потому, что так требовала наша устоявшаяся традиция. Вы ждали меня. Однако я вынужден не только немедленно удалиться, но и срочно покинуть Рим. Я отправляюсь к себе в имение вместе со своими детьми, и я прошу вас некоторое время не навещать меня там.

— А как же Валерия? – попытался вставить Луций.

— Ничего, переживешь! – холодно ответил патриций и направился к выходу.

В дверях он остановился и, резко обернувшись, вновь обратился к собравшимся:

— Простите, друзья. Я подумал, что мне все-таки следует вам это сказать и объяснить причину моего внезапного отъезда. Сегодня мне сообщили, что следующей жертвой должен стать именно я. Прощайте.

 III

Канун Ид секстилия. Имение Валерия Руфа

Завтрак прошел в нервной тишине.

Когда блюда были уже убраны со стола, в триклиний вошел помощник Веррия с двумя рабами и доложил, что приказ вилика в точности выполнен: рабы обыскали каждый уголок в поместье, но Валерия Руфа так и не обнаружили. Фурий нахмурился еще больше. Тогда помощник эпистата пропустил вперед двух стоявших за его спиной крепких парней, сообщив, что это те самые охранники, которые дежурили под утро на воротах. Они-то и сообщили, что видели хозяина в предрассветных сумерках, выезжавшим из поместья верхом без какого-либо сопровождения. В конюшне же они не досчитались одного коня и набора упряжи.

В триклинии повисло недоуменное молчание.

— Это какой-то фарс! — возмущенно объявил Авл Сатурнин. — Мы с сыном немедленно отправляемся домой!

— Никто никуда не уедет, — спокойным, но не терпящим возражений голосом сообщил Фурий. — Никто не уедет, пока мы во всем не разберемся.

Старший Сатурнин вскинулся и надменно заявил:

— Я патриций! И не каким-то там вчерашним рабам мне указывать!

Вилика перекосило, но он довольно сдержанно высказался:

— Помимо отсутствия хозяина, обнаружена пропажа крупной суммы денег из ларария. Пока вор не будет найден или пока не вернется Валерий Руф, никто не покинет поместье.