"Это ли не величественный Вавилон, который построил я в дом царства моего могущества и славу моего величия?" — так скромно любил повторять в 185 году эры Набунасара царь Вавилона — Навуходоносор II, гордо оглядывая со стен царского дворца великолепие своей столицы. И действительно, было чем залюбоваться: величественные дворцы и не менее достойные храмы, роскошные сады с удивительными растениями.

 

     Ворота Иштар пропускали реки людей, делящиеся на тоненькие ручейки по геометрически прямым улицам, и подданые казались царю какими-то жалкими червяками, жизнь которого зависит от одного движения его седой брови. Вавилонская башня уходила фундаментом глубоко в землю и подпирала своим голубым храмом небо, а золотая статуя Мардука (еще бы, 45 персидских локтей чистого золота!) у ее основания понимающе подмигивала царю. На главной площади, что неподалеку от башни, таинственно поблескивала на Солнце черная базальтовая колонна, где клинописью на чистом вавилонском наречии аккадского языка были выбиты бессмертные законы Хаммурапи.

     У стен храма Милитты, лениво переругиваясь и сплетничая, сидело множество женщин с повязками из веревочных жгутов на головах. Согласно устоявшимся традициям славного Вавилона, ни одна сидящая здесь горожанка не могла возвратиться домой до заката, пока какой-нибудь чужестранец не бросит ей в подол деньги и не соединится с ней за пределами святилища. После же, отдав священный долг, она навсегда покинет храм унося с собой благосклонность богини.

 

     На левом берегу Евфрата, возле восточной городской стены, пестрым платком раскинулся рынок. Ветер доносил отголоски визгливых выкриков неутомимых продавцов, яростно торгующихся за каждую монету, рев одуревших от зноя верблюдов, ни с чем не сравнимый аромат многочисленных специй.

 

     Шел сорок третий год правления Навуходоносора II. Месяц Дуузу выдался на исключение жарким и душным и все царственное семейство спасалось от зноя в висячих садах Семирамиды. Вспоминая добрым словом старшую царицу, потому что она, воспитанная в мидийских землях, так скучала по родной природе, что молодой еще тогда царь Навуходоносор поспешил утешить возлюбленную жену Амиитис, приказав возвести посреди Вавилона это тенистое великолепие. Четыре яруса цветущего оазиса возвышались над песками, пряча в своей глубине пятый с малой дворцовой резиденцией.

 

     Солнце взошло к зениту, и за праздничным столом никто еще не мог предположить, что неизбежно приближался закат последней десятой династии вавилонских царей. Среди зарослей серебристой оливы стоял на четвереньках великий царь Вавилона Навуходоносор. Он окинул бессмысленным мутным взором изумленных и испуганных родственников, столпившихся в сердце Лабиринта. Протяжный рев раненого буйвола из уст царя раздался во внезапно наступившей тишине.

     С этой минуты царь Вавилонии, царь Шумера и Аккада, царь четырех стран света; сокрушитель, возвеличивший имя Вавилона, удовлетворивший сердце Мардука, своего владыки; благоразумный царь, послушный Шамашу, могучий, укрепивший фундамент Сиппара; защита страны, собравший рассеянное население Иссина, заставивший течь богатство в храм Эгалмах; дракон среди царей, упорядочивший великие ритуалы богини Иштар; западня для врагов, которому Эрра, друг его, дал достигнуть своих желаний; ярый буйвол, бодающий врагов, любимец Туту, радующий Борсиппу, попечитель, не перестающий заботиться об Эзиде; заботливый, покорный великим богам потомок Набополассара, могучий наследник Тиглатпаласара III, вечное семя царственности, могучий царь, солнце Вавилона, давший свет стране Шумера и Аккада, любимец богини Иштар и прочая … и прочая… не внимал человеческой речи, никого не узнавал и повадками своими походил на вола.