Энгус был внебрачным сыном Дагды и Боанн, ребенком бурной и молниеносной любви. Боанн была замужем за Элкмаром, правителем Бруга, когда приглянулась Доброму Богу. Дождавшись, пока Элкмар отправится в гости, Дагда заглянул на огонек к его жене, а поскольку был он весьма могущественным богом, он изменил ход времени — стянул девять месяцев в один день. И в результате, когда муж вернулся домой, жена успела не только ему изменить, но и даже родить от любовника. Так Энгус был зачат и рождён в один день.

Дагда отнёс мальчика на воспитание в дом Мидира. Энгус превосходил всех юношей прелестным обликом и ловкостью в играх. Его называли также Мак Ок, или Юный, ибо мать его говорила, что воистину молод тот, кто был зачат на рассвете и родился до заката. Энгус думал, что приходится Мидиру сыном и не подозревал о своём родстве с Дагдой. Но однажды его обозвали пасынком, не ведающим отца с матерью, и он в слезах явился к Мидиру. Тогда Мидир привёл юношу к Дагде, дабы признал сына родной отец. Дагда принял Энгуса и даже научил его, как отобрать владения у Элкмара, и Мак Ок стал правителем Бруга.

Через год Мидир навестил своего воспитанника. На поле играли юноши. Вдруг разгорелся между ними спор, и один из них случайно выколол Мидиру глаз прутом из остролиста, но по просьбе Энгуса исцелил его бог-врачеватель Диан Кехт.

У Энгуса была арфа из золота, на которой он пел любовные песни. А его поцелуи становились птичками, незримо порхающими между парнями и девушками Ирландии, передавая слова любви. Сам же Энгус влюбился в явившуюся ему в видении Каэр, девушку-лебедя божественного происхождения, родом из Коннахта.

Ее отец, Этал принадлежал к Племени богини Дану, однако он противился браку, пока отец Энгуса, Дагда, не захватил его в плен. Было решено, что Энгус женится на Каэр, если узнает ее среди стаи лебедей и если она сама согласится выйти за него замуж. На празднике Самайн юноша увидел Каэр, плывущую по озеру в сопровождении ста пятидесяти белоснежных птиц. Он сразу узнал ее, и девушка стала его женой.

Каэр и Энгус

Кельтская легенда

Однажды юному богу Энгусу явилось видение. Его отец был самым древним божеством этих необозримых, утопающих в зелени долин и округлых, не затененных зеленью холмов, а мать была богиней самой быстрой и извилистой из рек, вскипавшей пенистыми водоворотами на камнях и в камышах у подножия Тары, Священного холма. В тот день Энгус долго катался верхом и, вернувшись, остановился у своего Каменного дома; он спешился и медленно взошел по пологому склону, поросшему невысокой мягкой травой; на верху склона были поставлены в круг девять валунов, высотой они превосходили всадника на коне и делались то цвета воды, то темно-зелеными, то цвета железа, то бледно-розовыми, отражая лучи заходящего солнца из низких, быстро несущихся облаков. Энгус устало опустился на землю; видение явилось и исчезло, более стремительное и неуловимое, чем облака и остроконечные тени на лугу: это была Дева в белом одеянии, стянутом на поясе тонкой серебряной цепочкой; Энгус успел увидеть ее улыбку и глаза, они были живее и лазурнее, чем река его матери, золотые кудри сияли ярче всех драгоценных кубков, всех изогнутых дугою труб, всех рукоятей меча, какими владел его отец. Он успел сказать ей — нужно было крикнуть, но у него недостало смелости: «Кто ты? Остановись!» Но Дева исчезла, остроконечные тени растянулись по склону, постепенно захватив его весь, девять валунов наверху были теперь чернее воронова крыла.

Всю ночь Энгус за стенами своего Каменного дома грезил об этом белом одеянии, стянутом на поясе серебряной цепочкой, об улыбке и золотых кудрях неизвестной Девы, которая не вняла его мольбе и не остановилась. Он долго плакал; не в радость ему был его резвый скакун, не в радость то, что он сын могущественного бога и богини самой извилистой и быстрой из рек; заря застала его обессилевшим от слез, впервые в жизни.

Так проводил он ночь за ночью, а днем уже не катался верхом, не ездил на охоту, не сражался на ристалищах; он сидел на поросших невысокой мягкой травою склонах, у подножия священных валунов и ждал, глядя, как несутся тучи, летают вороны, внезапно появляются и убегают по берегам рек стада диких коней. Вскоре щеки у него впали, лоб стал горячим и влажным, ноги ослабели. Отец его спустился с Тарского холма, чтобы увидеть его, мать оставила ложе реки среди камней, густого камыша, зарослей львиного зева и дрока, чтобы лечить его: своими прохладными руками она могла освежить его пылающий лоб, речными рыбами — лососями, форелями, карпами, которых она принесла с собой, — могла накормить его и вернуть силу его ногам.

Но напрасны были все уговоры отца и все заботы матери. И когда Энгус увидел, что они близки к отчаянию и слезам, он заговорил. Он поведал им о своем видении. И сказал, что не выздоровеет никогда, если не узнает хотя бы имени девушки, которая явилась ему.

Тогда отец его призвал своих коней, своих воинов, своих жрецов; мать приказала своей реке сказать об этом всем остальным рекам от моря и до моря, чтобы все они старались узнать имя Девы в белом одеянии, стянутом на поясе тонкой серебряной цепочкой, с улыбкой и глазами более лазурными и живыми, чем любая река, с золотыми кудрями, сияющими ярче всех драгоценных кубков, изогнутых дугою труб, рукоятей меча.

Спустя некоторое время пришла весть: эта Дева была Каэр, дочь короля Этала, и жила она на краю другого моря, на диком берегу, где Океан дал приют множеству воронов и множеству бурь и где озера гоняются друг за другом среди холмов, как клочки лазури на ветреном, облачном небе.

Энгус стал набираться сил; отец дал ему четыре колесницы, запряженные могучими боевыми конями, и лучших воинов; самые острые и тяжкие мечи. Мать обещала ему, что все реки от моря и до моря будут указывать ему самый надежный брод.

Путешествие длилось немало дней: они пересекли бескрайние вересковые пустоши, а через реки, все чаще встречавшиеся им на пути, они переправлялись вброд с невиданной легкостью. Энгусу стало лучше, он снова почувствовал вкус к верховой езде; но он знал, что никогда ему не выздороветь окончательно, что он должен отыскать Каэр и добыть ее.

И вот он добрался до Каменного дома короля Этала; он явился к нему с дарами, но Этал отверг их; тогда Энгус приказал своим воинам обложить осадой Каменный дом, а колесничим велел готовиться к приступу. Перед тем, как дать сигнал к нападению, Энгус один, без оружия пришел к стенам Этала и снова начал переговоры.

— Я хочу взять Каэр в жены, ради этого я здесь, я привез дары, я заберу ее с собой! — кричал он в тишине, голос его звучал громко и твердо, но в душу к нему прокралось расслабляющее томление, он не хотел сражаться, не хотел проливать кровь.

— Каэр здесь нет, — отвечал Этал.

— Ты хочешь обмануть меня, а зачем — я не знаю, — сказал Энгус.

— Зачем мне обманывать тебя, зачем вступать в неравный бой с такими могучими воинами и такими грозными колесницами, как твои? Клянусь тебе, Каэр здесь нет.

— Хорошо, я верю тебе, король Этал, но ты должен сказать мне, где она.

— Не могу, не могу я этого сделать, — ответил Этал и приказал запереть ворота своего Каменного дома.

Осада длилась не одну неделю. Не взлетели стрелы, не помчались колесницы, не пролилась кровь. Король Этал сдался, понуждаемый голодом. И пришлось ему открыть, где его дочь Каэр.

Энгус бросил людей и колесницы, сел на коня и один поскакал к озеру Прекрасного Дракона, без страха углубляясь во все более дремучие леса и поднимаясь на холмы, обитаемые все более свирепыми зверями.

Наконец на закате солнца он достиг озера Прекрасного Дракона. В озере отражались лоскуты небесной сини, проносящиеся розово-фиалковые облака и утопающие в зелени склоны холмов; и на зеркале вод Энгус сразу увидел Каэр, она была лебедем, самым белоснежным, с самыми гибкими крыльями и самой длинной шеей среди всех лебедей. Три кольца замыкались вокруг Каэр, и в каждом кольце было пятьдесят лебедей, и у каждого лебедя на шее была тонкая серебряная цепочка, а на голове золотые завитки. Они пребывали на поверхности воды, плавали, погружали в воду головы, крутя черными перепончатыми лапами, похожими на винты, и все время оставались вокруг Каэр, словно хотели приласкаться к ней и защитить ее.

Энгус не пал духом. Он подошел к берегу и позвал:

— Каэр, Каэр, я здесь ради тебя, плыви сюда, поговори со мной!

Каэр удивилась, услышав этот крик, три лебединых кольца вокруг нее разомкнулись на три полукруга, открылась широкая водная дорожка. Каэр поплыла по ней и приблизилась к берегу, а небесная синь, розы и фиалки облаков, яркая зелень склонов меркли и бледнели рядом с нею.

— Кто ты, зовущий меня? — спросила она наконец, прервав долгое напряженное молчание, от которого у Энгуса сжалось сердце.

— Я — Энгус, я пришел сюда ради тебя, — проговорил он и впервые за долгое время улыбнулся.

— Зачем ты пришел ко мне? Я не могу покинуть это озеро.

Сто пятьдесят лебедей, неподвижных до этих пор, зазвенели серебряными цепочками на шеях, золотыми завитками на головах.

Энгус не испугался.

— Выйди на берег, я не прошу тебя покинуть озеро, подплыви поближе, чтобы я мог хоть раз обнять тебя.

Энгус не испугался даже собственного безумия.

— Хорошо, — ответила Каэр, — но ты должен пообещать, что дашь мне вернуться на озеро.

— Я обещаю, что ты вернешься на озеро, — сказал Энгус и протянул к ней руки.

Каэр подплыла ближе, и Энгус зашел в воду и наклонился, чтобы обнять ее. В это мгновение он забыл самого себя, обещание должно было быть выполнено, но любовь должна была восторжествовать, и волшебная, невообразимая перемена участи не испугала его. Грудь его оделась мягкими перьями и согрела мягкие перья на груди Каэр, за спиной выросли большие белоснежные крылья, он стал лебедем и вместе с Каэр поплыл на середину озера, и три лебединых кольца сомкнулись вокруг них; серебряные цепочки и золотые завитки звенели и ослепляли бесчисленными отражениями косых лучей заходящего солнца.

Обещание было выполнено, и любовь восторжествовала.

В тот вечер с озера Прекрасного Дракона, внезапно зашумев крыльями, взлетели два лебедя, и это были Каэр и Энгус, их брак совершился именем веры, именем мечты.

Они летели долго, выше воронов, выше вересковых равнин, выше облаков, наполненных предзакатным светом. Когда впереди показалась Тара, Священный холм, они стали снижаться.

Они спустились на пологий склон, поросший невысокой мягкой травой, на вершине которого были поставлены в круг девять валунов, высотой они превосходили всадника на коне и делались то цвета воды, то темно-зелеными, то цвета железа, то бледно-розовыми, отражая лучи заходящего солнца среди низких, быстро несущихся облаков. Энгус устало опустился на землю и снова ощутил, как его пальцы и подошвы касаются травы, увидел свои колени, снова обрел свои плечи и руки; рядом с ним была Дева в белом одеянии, стянутом на поясе тонкой серебряной цепочкой; и Энгус снова увидел улыбку и глаза живее и лазурнее, чем река его матери, золотые кудри, сиявшие ярче всех драгоценных кубков, изогнутых дугою труб, рукоятей меча, какими владел его отец: это была Каэр, это и в самом деле была Каэр, теперь он мог обнять ее, мог поцеловать, как молодой бог целует молодую женщину. Он привел ее в Тару — познакомить с отцом, а потом привел к реке матери, вьющейся среди камней и камыша, под обрывами, заросшими дроком и колокольчиками.

Наконец Каэр вошла в Каменный дом Энгуса и живет с ним там до сих пор.

***

Энгус в ранние часы обычно уходил в рощу играть на своей чудесной арфе. Так было и в то утро. Энгус прошел по любимой тропе, приветствуя звучной песней клены, березы и рябины, и вдруг остановился. Он заметил идущую через рощу незнакомую девушку, столь красивую, что отвести он нее взгляд было невозможно. Мак Ок и не стал отводить взгляд, он ударил пальцами по струнам арфы и запел прекрасную песнь о любви, а слова этой песни тут же превращались в певчих птиц. Девушка замерла, слушая чудесного певца.

И тут к божественному арфисту мухой подлетела Этайн . Энгус был так увлечен незнакомкой, что не узнал Этайн и принял ее за обычное насекомое. Он стал отмахиваться от мухи, оторвав пальцы от струн. Мелодия прервалась, и тогда Этайн прожужжала ему на ухо: «Иди, Энгус, твой отец зовет тебя. Добрый Бог собрал совет. Бригит увидела, что грядет беда, и ты нужен отцу. Потому оставь тут арфу, с ней не станется ничего, а сам беги».

И Энгус не смел перечить отцу и поступил так, как сказала Этайн. Он спрятал арфу в кустах, а сам помчался в Тару.

Дагда собрал всех самых уважаемых богов на совет, как защитить Край Блаженных от вторжения фоморов. Причиной послужило очередное гадание Бригит, предвещавшее несчастья и потрясения для Острова Блаженных. Бригит видела, как разомкнулась гряда охранных скал, что отделяла волшебный Заветный Лес от мира людей. А затем она разглядела рогатых фоморов, что шли по туманной тропе к Таре. И наконец перед глазами изумленной Бригит предстало место у ручья с багровой водой, где растет Рябина, хранящая величайшие знания мироздания и открывающая смертным путь по туманной тропе на земли Туат Де Дананн.

И Туат Де Дананн на своем совете решили готовиться к войне, собрав всё имеющееся у них оружие, чтобы обратить против фоморов, которые вот-вот вторгнутся в Край Блаженных. Гоибниу взялся ковать новые мечи и копья. А к Рябине в Заветном лесу решили обязательно направлять кто-то из богов для наблюдения. И первой отправилась к багровому ручью Боанн, мать Энгуса.

Энгус после совета богов решил вернуться в рощу, чтобы забрать свою волшебную арфу. Но арфа пропала. Кто-то взял ее из кустов, уж не та ли незнакомка, которой он пел свою песню любви?

Энгус очень расстроился, потому что собирался на следующий день, прикинувшись простым смертным, посетить большой праздник, который устраивал король Фергус, а на таких праздниках непременно устраивались состязания бардов. Энгусу очень хотелось показать свое мастерство и сразиться с другими певцами, многие из которых в своем искусстве не уступали богам.

И тогда Энгус решил позаимствовать арфу у своего отца. Он направился к холму Бруиг, на котором стоял дом Дагды, но издали заметил, как отец в окружении Диана Кехта, его сына Киана и Мананнана отъезжает в сторону моря. Мак Ок понял, что Дагда собрался надолго покинуть свой дом, а значит, волшебная арфа Даурдабла будет ему без надобности. Правда, было у этой арфы особое свойство, она не издавала звуков, если кто-то пытался выступать с ней без разрешения хозяина, но Энгус был уверен, что на него, наследника Эохайда Оллотара это не распространяется.

И Энгус решил проникнуть с дом, но так как дверь была заперта, он приоткрыл ставни и пролез через окно. Он забрал арфу Дагды и ушел вновь в сторону рощи.

Энгус после совета богов решил вернуться в рощу, чтобы забрать свою волшебную арфу. Но арфа пропала. Кто-то взял ее из кустов, уж не та ли незнакомка, которой он пел свою песню любви?

Энгус очень расстроился, потому что собирался на следующий день, прикинувшись простым смертным, посетить большой праздник, который устраивал король Фергус, а на подобных праздниках непременно устраивались состязания бардов. Энгусу очень хотелось показать свое мастерство и сразиться с другими певцами, многие из которых в своем искусстве не уступали богам.

И тогда Энгус решил позаимствовать арфу у своего отца. Он направился к холму Бруиг, на котором стоял дом Дагды, но издали заметил, как отец в окружении Диана Кехта, его сына Киана и Мананнана отъезжает в сторону моря. Мак Ок понял, что Дагда собрался надолго покинуть свой дом, а значит, волшебная арфа Даурдабла будет ему без надобности. Правда, было у этой арфы особое свойство, она не издавала звуков, если кто-то пытался выступать с ней без разрешения хозяина, но Энгус был уверен, что на него, наследника Эохайда Оллотара это не распространяется.

И Энгус решил проникнуть с дом, но так как дверь была закрыта, он приоткрыл ставни и пролез через окно. Он забрал арфу Дагды и ушел вновь в сторону рощи.

С утра Энгус был в приподнятом настроении. Отец еще не вернулся из посольства, а значит, можно было пойти на турнир с его инструментом, звук которого был превосходным.

Он еще немного поиграл в роще, вдали от всех, но в середине дня его сморил сон.

Энгус проснулся и обомлел. Арфы Дагды рядом с ним не было. Он огляделся по сторонам и ничего не нашел. Тем временем приближались состязания на большом королевском празднике, и он решил идти без инструмента, а найти что-нибудь по пути.

В Заветном лесу Энгус встретил Куроя Мак Дайра, который, узнав, куда сын Дагды направляется, предупредил его:

— Будь осторожен. Там может быть бард с душой фомора. Сам видел.

Энгус поблагодарил Куроя и ушел по туманной тропе.

В Эмайн Махе праздник был в самом разгаре, хотя у людей была заметна тревога в глазах. Что-то случилось на празднике недавно, и кто-то шепнул Эгусу, что на всех жителей Ульстера наложили страшное проклятье — проклятье Махи. Энгуса это не касалось.

И вот начались состязания.

Энгус пришел на состязания бардов, как всегда, не узнанный никем, в облике молодого, никому не известного поэта. Мак Ок помнил предупреждение Курое и внимательно осматривался, нет ли рядом барда с душой фомора. И он нашел его. Он стоял. окруженный со всех сторон поклонниками и ждал своего выступления. Люди не видели его злобную душу, но для Энгуса было все очевидно. Его божественное зрение четно различало невидимые рога. «Сенхан! Сенхан! Ты наш кумир!» — кричали люди, а Энгус протиснулся сквозь толпу и внезапно сказал:

— Дядя, а дай мне сыграть на твоей арфе! — и не дожидаясь согласия, выхватил у него из рук инструмент.

Энгус ударил по струнам, и арфа заиграла божественную мелодию. Толпа в миг замерла завороженная, а Мак Ок еще и запел. Он пел как настоящий бог. Бог любви.

А следом король велел познать на площадку состязаний того неизвестного юношу, об чудесной игре и пении которого уже доложили.

И Энгус вышел на площадку. Однако за миг до того, как его пальцы должны были коснуться струн, откуда сверху на него свалилась белая птица. Красивая, изящная лебедушка вела себя совсем не воспитанно, она хлопала крыльями, шипела и щипалась, как гусь, отгоняя выступавшего с площадки.

— Хватит, — провозгласил король. — Этот юноша выступать не будет.

СТ

Гейсы