Пролог

Сухаревская конференция Детей лейтенанта Шмидта

Закончилась, отгалдела, откричалась, отстучала кулаками по столам Сухаревская конференция Детей лейтенанта Шмидта, состоявшаяся ранней весной 1928 года в московском трактире у Сухаревской башни. После пламенных дебатов, плавно перетекающих в мордобой; после изрядного количество выпитого разливного; после предложения решить исход дела жребием и после оспаривания результатов жеребьевки - наконец, все закончилось. Была принята и подписана конвенция. Каждый из тридцати четырех детей получил свой надел. Каждый из недовольных получил тумаков от счастливых обладателей хлебных участков. Все закончилось.

И в мановение ока большинство детей разбежалось как тараканы под грозным и могучим пролетарским тапком. В кабаке осталась лишь жалкая горстка потомков прославленного героя революции. Они сгрудились у дальнего столика и продолжали живо обсуждать свои насущные вопросы. Говорили тихо, только иногда слышались визгливые нотки голоса самого пожилого из сыновей, который, кажется, ненамного был бы младше своего отца, если бы тот дожил до наших дней. 

Сутуло возвышался над ним самый рослый из братьев в мятой клетчатой кепке, висящей на рыжих кудрях. Разница в возрасте величиной в пропасть между его крепкой жилистой фигурой и сухопарой щупленькой фигуркой ровесника отца, ничуть не мешала юноше именовать себя первенцем. И мало у кого из братьев хватало духу оспаривать это утверждение.

Доносился заливистый смех одной из немногих дочерей лейтенанта Шмидта. Наверняка, это был самый любимый и самый младший ребенок в семье. Она была так мила и так очаровательно хихикала, уплетая гоголь-моголь, что сидящий рядом чернявый братец то и дело норовил обнять ее за талию или положить руку на коленку, за что регулярно получал под дых остреньким локотком. Однако чернявого это не останавливало. Он даже начинал было декламировать какие-то стихи, судя по кособокости слога, собственного сочинения, но каждый раз сбивался от избытка чувств.

Теребил колоду замусоленных карт тощий сынишка с бегающими глазками и прилипшей к нижней губе цигаркой. Этот все больше слушал и ежеминутно вытягивал из колоды то одну карту, то другую, глядел на нее как студент на экзаменационный билет и прятал обратно.

Семейную идиллию нарушил трактирщик. Оказалось, что никто из родственничков не хочет платить по-братски за всех. Собственно, они не горели желанием платить даже за себя. К тому же выяснилось, что далеко не все из внезапно испарившихся тридцати братьев и сестер изволили рассчитаться. 

Спасение пришло нежданно, как молочные сосиски в универсам. Рядом со столом появилась дама в меховом манто, претендующем на звание песцового, и буржуазной шляпке с вуалью, нисколько не скрывающей неземную красоту ее лисьей улыбки. Что делала эта особа, одетая как заправская парижанка в этой обсиженной мухами забегаловке? Не боится ли она в столь поздний час разгуливать увешенная украшениями как цыганка на выданье? Как давно она здесь находилась? Слышала ли она споры детей? Эти и многие другие интереснейшие вопросы совершенно не приходили в головы горемычным сироткам. Если бы сама царица Тамара вдруг явилась бы и заплатила за них, они ни моргнув и глазам, приняли бы и это. Какая, в сущности, разница в каком обличье явяется вдруг ангел с неба и лишает перспективы общения с угрюмыми служителями закона?

- Какая Фемида, боже мой! – Восхищенно промолвил сын-пенсионер. Остальные подобающих слов не нашли. Юная особа в беретике недовольно хмурилась, заметив, что перестала быть центром внимания в этой мужской компании.

Но самое удивительное и интересное началось, когда трактирщик, получивший по счетам и сверх того на чай, да к тому же с бутербродами и, возможно, даже с маслом, раскланявшись и заискивающе улыбаясь, удалился. 

Дама достала из портмоне четыре десятирублевые бумажки и на манер заправского крупье запустила их по столу в руки каждого из детей.

- Для вас есть работка - заговорила она тихим томным голосом, который хочется слушать и молча млеть, совершенно не вникая в то, о чем этот голос вещает. - Работка не пыльная, никакого криминала. Этот аванс можете оставить себе, даже если откажетесь. А если выполните работку, каждый получит в десять раз больше. 

Заметив, что, похоже, не все дружные родственнички умеют быстро считать в уме, уточнила:

- По сто рублей. Каждому.

Стоит сказать, что не все из братьев вообще держали когда-нибудь в руках такие деньги.

Чернявый присвистнул, сестричка недоверчиво хихикнула, худой перестал тасовать колоду, старший из братьев хлопнул в ладоши, заведомо готовый на любую работку за такие деньги и с такой работодательницей, при условии, правда, что при этом не придется работать. Работу он патологически не переносил. Рыжекудрый сначала неслышно шевелил губами, а потом, не отрывая глаз от мушки над губой незнакомки, спросил:

 - Что за работка?